Флавиус Арделян - Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Она проснулась только на третий день, после волн жара и тошноты на краю погибели; девушки уже начали собирать жертвоприношения в честь ее безвременной смерти, которая как будто должна была настичь Карину, однако она одолела и эти пороги; встав на третье утро, отправилась в Капеллу Непроглядной Тьмы, никому не сказав ни слова, преисполненная еще большей решимости стать святой, пройти путь до конца и странствовать между мирами, проповедуя Слово, произнесенное как надо. Как будто этот долг ждал ее с начала времен, без объяснений и неуклюжести, Карина отправилась к тележкам с трупами и начала освобождать их от одежд и мехов, возить на тачке к колодцу, бросать внутрь, заботиться о свечах – неустанно, день за днем повторяя одни и те же движения, вся в поту и полная жизни, устремленной к смерти.

– (В) (кон)(це) (пра)(виль)(но) (выб)(ран)(но)(го) (и) (об)(ду)(ман)(но)(го) (пу)(ти) ( хэ! ) (мы) (най)(дем) (Ко)(ро)(ле)(ву) (Ко)(про)(ли)(тов) (на) (по)(лу) (ми)(ра), (гор)(стку) (ко)(стей), (вы)(бе)(лен)(ных) (рта)(ми) (и) (слю)(ной) (чер)(вей) ( хэ! ). (Толь)(ко) (э)(ти) (су)(хи)(е) (мо)(щи) (сто)(ят) (на) (пу)(ти) (ве)(ли)(ко)(го) (пе)(ре)(хо)(да) (и) (о)(сво)(бож)(де)(ни)(я) (от) (бы)(ти)(я) ( хэ! ). (Тот) (прах) (и) (есть) (ва)(ше) (при)(ча)(сти)(е) ( хэ! ).

Она была счастлива там, между тьмой Капеллы и грязью двора, она была лучше всех прочих воспитанниц вместе взятых – яростней в гневе, терпеливее с червями, легче на ногу и неутомимее в ожидании. Солнце и время, проведенное на свежем воздухе, сгладили бледность, обретенную за годы среди теней Башни, покрыли тело загаром, и казалось, часть ее сияния на тренировочной площадке проникала вместе с ней в Капеллу, когда она возобновляла свой труд возле колодца, озаряя все вокруг сильней, чем свечи, вынуждая остальных девушек держаться подальше, и ее пыл как будто ускорял созревание гнилых трупов внутри Железного Тела и у его подножия. Жизнь на ступени Ригор ей подошла, она достигла расцвета и даже стала красивее – стройная, с сильными руками, с горделивой походкой и ясным разумом. Ее внутренний взор все реже обращался к Алане и Кунне, к прошлому, к ошибкам и блужданиям прошлой жизни, но все чаще – к будущему, к мирам, которые ее ждали, к благословенной смерти, превозмогающей смерть.

В те месяцы она познакомилась с Ульриком – и, против собственной воли, влюбилась.

В перерывах между тренировками она отдыхала, прислонившись к забору со стороны улицы, укрытая от взглядов девушек, там, куда должен был прийти Ульрик. И он приходил. Поначалу было трудно – она боялась быть обнаруженной, не доверяла этому парнишке, к которому чувствовала странное, новое влечение, не похожее на то, что пробуждали в ней физические упражнения и близость к Королеве Копролитов и Железному Телу. Хотя клубок эмоций угнездился в другой части живота, кое-что напоминало о первом появлении Королевы Копролитов: страх. Так Карина узнала, что значит влюбиться – идти по бесплодной пустыне духа, где тебя сопровождает морок на каждом шагу, под каждым сухим кустом, во время привала в каждом куцем оазисе, до самого города цвета ржавчины, который должен быть где-то там, за дюнами. И на каждом шагу – страх, чьи невидимые пальцы раздирали на части иллюзии и обманы, вынуждая идти все дальше и дальше.

Но все это ей предстояло понять позже, и она увидела случившееся со стороны лишь сейчас, в цепях, будучи в подземелье Башни, где нечто бродило вокруг нее кругами во тьме. Демон всегда был тут, повторяла себе Карина во мраке, когда монстр лизал жестким языком ее покрытую волдырями ступню. Но вернемся назад во времени туда, где Карина заболевала любовью, не зная, что ее ждет.

Со временем их спины начали сближаться, пока они не прилипли друг к другу через забор. Их сердца бились в унисон по обе стороны. Их тела – сплетающиеся пальцы, прильнувшие друг к другу ладони, трепет век, жар в животе – были красноречивы и мало что оставляли на долю слов. Больше рассказывал Ульрик, а Карина помалкивала об истории своей прошлой жизни и той, которой, как она знала, должна была последовать. Она видела, что этот парнишка мало что знает о Розовой Башне; растрепанный, с взглядом, затуманенным доселе неиспробованной любовью, с опилками в волосах и занозами в пальцах – она предпочла ничего ему не говорить. Она принимала его мимолетные прикосновения и даже неуклюжие поцелуи, которые забирала с собой в Капеллу и носила на груди, в одном из чуланов сердца, пока ворочала огромными вилами трупы в вонючем болоте у ног Королевы.

Карина пыталась заснуть, но не могла: лицо парнишки упрямо маячило на пороге сновидений, и она, как будто жарясь на медленном огне, ворочалась с боку на бок, пока на заре, измученная, не погружалась в дрему и не встречала Ульрика там, внутри сна. Но она была полна жизни, и усталость не ослабляла ни мышцы, благодаря которым она прыгала через препятствия во дворе, ни разум, позволявший ей выполнять все необходимое в Капелле Непроглядной Тьмы.

Через несколько месяцев Карина с ужасом узнала, что она не единственная, кому известно про их встречи с Ульриком. Фара, одна из подруг по Ригору, как-то раз отвела ее в сторонку от дверей Капеллы и сказала:

– Я видела тебя с тем парнем у забора.

Карина промолчала, но кровь застыла у нее в жилах.

– И не только я – я-то буду молчать, ты меня знаешь, – но, сдается мне, тебя видела и Суни-Бати.

Услышав это имя, Карина схватила Фару за руку, и они скрылись позади Капеллы.

– Откуда ты знаешь, что Суни-Бати меня видела?

– Я слышала, как они говорили про тебя. Не знаю, что именно, но они произнесли твое имя. Я просто хотела тебе сказать, чтобы ты перестала с ним встречаться. Кто он такой?

– Просто парень из Порты, из мастерских.

– Это неправильно, Кари. Забудь о нем.

На некоторое время она прислушалась к совету Фары и перестала появляться у забора. Она смотрела на Ульрика издалека – он этого не знал, – и у нее сжимался желудок от невыполнимого желания подбежать к нему тотчас же, немедленно. Но она не могла – Суни-Бати и Кери-Бати были почти все время во дворе, и ее страх разросся. Две сестры прибыли с островов Бати и состояли при Башне не ученицами, но работницами в саду. Кожа у них была черная как ночь, на теле ни волоска. Даже белки глаз были охряного цвета, и когда они прищуривались – как часто делали, пытаясь подсмотреть какой-нибудь жест или тайну, спрятанную вдали, – их лица делались полностью черными. Девушки с островов Бати жили в Башне уже давно, благодаря своей коже и легкой походке: они по ночам обходили коридоры, шпионя за воспитанницами, и обо всем докладывали наставникам. Чаще всего воспитанницы знали, что следует их опасаться, искать в каждой тени, и старались не совершать ошибок, даже когда сестер не было рядом. А девушки с островов Бати, по-видимому, застряли тут навсегда: они не могли стать святыми, потому что в их крови оказалось слишком много соли, которая мешала телам гнить. Они это знали и злились, ожесточались, усерднее выискивали непокорных воспитанниц, которых без лишних колебаний отчитывали.