Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

Человеческие живые глаза. Потрясенные взгляды. Сашка увидела себя во многих ракурсах – будто вместо единственной девушки на пороге аудитории появилась толпа теней, воспоминаний и стертых образов. Закружилась голова – показалось, ее размывает этими взглядами, разносит по ветру, как столб дыма; ее однокурсники сомневались, что она не наваждение и не бред, Сашка на секунду и сама в этом усомнилась.

Под ногами покачнулся пол. Сашка потупилась, не то чего-то стыдясь, не то отрезая от себя их взгляды, как кровельными ножницами режут проволоку.

– Самохина Александра, – сказал тот, кто сидел за преподавательским столом, и Сашке ничего не оставалось делать, как наконец-то посмотреть и на него.

Сперва не узнала. Потом задержала дыхание: два с половиной года она, да и весь курс, считала его физруком, юным и обаятельным профессиональным спортсменом. Милый Дим Димыч, любимец девушек, с которым многие флиртовали, а он героически не поддавался на провокации. Уже на третьем курсе, на экзамене, Сашка впервые увидела настоящую сущность физрука – сложную, мощную, жутковатую структуру. Теперь его молодое лицо казалось бесстрастным, нечеловечески-отстраненным, будто газовая маска, надетая на манекен. Глаза стеклянно поблескивали, черные зрачки пульсировали, то сужаясь, то растекаясь по радужной оболочке.

– Самохина Александра, – повторил бывший физрук, на этот раз с оттенком сомнения. – Вы опоздали.

Сашка ничего не ответила – во-первых, оправдываться было бесполезно, во-вторых, у нее отнялся язык.

– Садитесь, – сказал бывший физрук. – На любое свободное место.

От этих ли слов – либо от чего-то еще – Сашка заново ощутила твердость пола под ногами, напряжение сухой кожи на губах и тяжесть рюкзака в руке. Она, пожалуй, могла бы сейчас сделать шаг или даже произнести слово…

– Самохина, – он чуть повысил голос. – Садитесь! Идет занятие!

Покачиваясь, как теплоход на волнах, она двинулась по проходу между столами, к последнему ряду, к окну. Прошла мимо Дениса и Андрея, мимо Лизы, мимо Кости; всех их она знала как облупленных, видела боковым зрением, различала по запаху. Девятнадцать человек, включая Сашку, были зачислены в группу «А» на первом курсе…

И после Сашкиной фамилии в списке значилась еще одна.

Сашка резко обернулась, будто ожидая, что преподаватель скажет все так же размеренно – «Топорко Евгения». Но бывший физрук листал бумаги на столе, явно не собираясь продолжать перекличку. Потому что перекличка закончена. «Как обычно – кто-то сдал, кто-то нет…»

Сашка опустилась – упала – на место под самым окном, у свободного стола. Ее однокурсники смотрели на нее, повернувшись на стульях, не в силах отвести взгляд. Преподаватель выдержал паузу, записывая что-то в журнале, и только потом одернул их, вполголоса, веско:

– Группа «А»! Я вам не мешаю?

Они нехотя, через силу повернулись к доске и уселись, как подобает прилежным студентам – лицом к преподавателю, затылками к Сашке. Только Костя продолжал смотреть; у него были странно-отрешенные глаза, будто он никак не мог узнать свою прежнюю однокурсницу.

Жени здесь нет, потому что она не сдала экзамен. Первокурсница с косичками, так легко отбившая у Сашки Костю, просто переспав с ним в ночь под Новый год. Сварливая, ревнивая Костина жена. Бывшая жена. Теперь ничто не имеет значения. Они перестали быть людьми, какая разница, кто с кем трахался…

– Коженников, – кротко сказал бывший физрук. – Вам нужно особое приглашение?

Костя оторвал взгляд от Сашки, понурил голову, всем видом показывая, что нет, приглашение не требуется. Это был такой человеческий, такой привычный Костин жест, что у Сашки заныло сердце.

Все в этой комнате – кроме нее, может быть, – функции, части Речи. Почему же от Костиного взгляда у нее бегают мурашки по спине?!

– Итак, четверокурсники, в этом семестре нас ждет гораздо больше практики, чем теоретических занятий, – бывший физрук говорил бесстрастно, но не как машина, а как опытный, давно растерявший эмоции преподаватель. Олег Борисович Портнов, прежде сидевший за этим столом, умел бесить студентов самыми обыденными фразами и запугивать одним взглядом поверх тонких очков. Бывший физрук, похоже, не сомневался, что не потеряет внимание аудитории ни при каких обстоятельствах – даже если уснет за столом.

– В основном мы будем работать с моделями в рамках специализации каждого из вас, – он по-прежнему перебирал документы на столе. – Сегодня вводное занятие для всего курса, внимание на доску…

Он поднялся из-за стола – высокий, мускулистый, будто отлитый из каучука. Сашка привыкла видеть Дим Димыча в спортивном костюме, теперь на нем были серые брюки скучного покроя и светлый пиджак, чудом сходившийся на атлетических плечах.

Вместо прежней доски с тряпкой и мелом в аудитории висела теперь другая, белая доска с набором маркеров в магнитном стакане-держателе. Сашка вспомнила, как в самом начале занятий, на первом курсе, Портнов заставил Костю провести горизонтальную черту на доске – и с этого все началось…

Она мигнула. Бывший физрук, не снисходя до объяснений, чертил на доске знаки и символы. В первую секунду Сашка обрадовалась, узнавая многомерную структуру – нечто подобное когда-то показывал ей Портнов. Но маркер чертил дальше, и линии переплетались, усложнялись, наливаясь непостижимым смыслом.

Сашка почувствовала, как медленно гаснет свет вокруг, и освещенной остается только доска и только система, нанесенная на плоскость – и вломившаяся в третье измерение. А потом и в четвертое. В пятое; Сашку явственно затошнило.

– От простого к сложному, – негромко говорил физрук. – Считывание, анализ и синтез. Грамматический разбор – на троечку. Верификация – на четверку, визуализация – на пять. Смотрите внимательно, повторять не буду.

Сашка глубоко дышала ртом. Она не могла ухватить ни единого смыслового слоя – не успевала, а схема, нанесенная синим маркером на белое покрытие доски, развивалась, длилась, располагалась во времени и пространстве. Переплетение символов создавало дыру в реальности, открывало проем в мир хаоса, из проема – пролома – тянуло запредельным холодом. Сашке захотелось отстраниться, в этот момент схема, как живое существо, почуяла ее присутствие.

Схема ломанулась Сашке в голову, как железный спрут, запустила щупальца в глаза и уши, это было такое явственное, столь физиологичное ощущение, что Сашка чуть не вскрикнула. Ей показалось, что враждебная тварь проникла в мозг и дергает, пожирает, разрушает. Почти теряя сознание, Сашка успела закрыть глаза ладонями…

Пот катился по лбу, тонкий свитер прилип к спине. В аудитории было тихо, будто в вакууме, никто, кажется, не дышал. Сашка осознала, что сидит в куртке, что ей жарко, что под влажным свитером чешется кожа. Что резинка стягивает волосы, что во рту пересохло и мучит жажда, и все сильнее хочется в туалет. Тело, в котором Сашка заперлась, будто в крепости, предъявляло на нее права – но, как ни странно, сейчас это оказалось единственной защитой от того, что было написано на доске.