Алексей Цаплин - Крылья войны [litres]

…У меня получилось! Движения были точные, быстрые и четкие. Нос пальцами достал, вытянутые руки не дрожали. По «дорожке» почти пробежал. На стуле с ручкой меня раскручивали и заставили еще раз пройти по дорожке: ничего – все тип-топ! Заметил удовлетворение в глазах невропатолога и, чисто из хулиганства, сделал «колесо». А вы сами попробуйте не в спортзале, а на ограниченной площади. Тут работает и глазомер, и координация движения и силовая – мышечная функционалка. Справки от «ухо-горло-носа» и окулиста к делу приобщили. Спасибо прежнему владельцу тела: у меня теперь нос – целый, не сломанный и зрение – единица. Ноги посмотрели, ребра проверили… Проверили давление и пульс. Тонометр у них забавный – в виде U-образной трубки со ртутью. Попросили поприседать и поотжиматься. Сделано – не вопрос! Потом снова мерили давление и пульс. Как у космонавта – 120 на 80 и 65.

Стою в трех шагах перед строгими врачами. Тяну улыбку, как Гагарин. А внутри – мышонок под плинтус забился и дрожит.

– Комиссия в составе… принимает консолидированное решение… – В груди – «бух-бух», в голове «тук-тук». Улыбаемся! Держать лицо! Не дать дрожать коленкам!

ПРИЗНАТЬ ГОДНЫМ!

«…с принятием решения о продолжении летной практики комиссией при запасной учебной эскадрилье, в которую направить младшего лейтенанта Журавлева А. И. после прохождения курса лечения» – так было написано в «Заключении», полученном мной на руки.

«И-й-е-э-э-з-З!»

– Благодарю вас! Разрешите идти?

– Да, и следующего позовите.

Дверь закрыть. «Фу-у-у!» Отпустило. Ай, чуток повело влево… Ну-ка, ну-ка… снова собраться. Ребятам в коридоре тоже продемонстрировал гагаринскую улыбку и изобразил победный жест – «Рот-фронт! Но пасаран!» Кто-то даже завистливо вздохнул.

По большому счету мне просто повезло. Народу было много, врачи из комиссии уже давно работали без отдыха. Придираться и внимательно смотреть никто не стал. Ура! Можно начинать собираться. Если честно, госпиталь надоел как… ну как не-знаю-что!

Пашку тоже выписали. Мы с ним оба хромые, правда, он сильнее. Единственное, что его напрягает, то что его направляют в запасной полк, а не в родную часть на передовой. Пашка на прощание попытался научить меня играть в шахматы. Так без толку же! Эндшпиль – гамбит… Мы договорились на то, что после Войны обязательно поедем отдыхать на Юг, там встретимся и будем до одури играть на пляже.

Утраченные элементы обмундирования нам выдали на складе. Шинель и часть вещей, как оказалось, приехали вместе со мной, остальное выдали б/у (но чистенькое и заштопанное). Паше досталась почти новая шинель, чему он порадовался. Выданные валенки были без калош, чем поставили меня в тупик – как их носить, если будет слякоть. Кто подготовил на складе все остальное и даже подшил воротничок к гимнастерке, я не знал, но попросил неулыбчивого пожилого старшину, который выдавал нам обмундирование, передать им нашу благодарность. На прощание также выдали сухой паек, а кроме того, расщедрились на шоколад и Пашкин любимый «Казбек». Положено это было по нормам довольствия или нет, не знаю. По мнению соседа, нас облагодетельствовал кто-то из местных. С Пашкой «махнулись не глядя» – плитку шоколада на пачку курева. На всякий случай каждый сохранил чуток из своих запасов – помнили, что шоколад и папиросы стали лучшей меной и лучшим подарком.

Под расписку получили денежное довольствие. У меня тут же появился вопрос, куда девать эти здоровенные простынки, которые играли роль денег. Краем глаза покосился на Пашку, который привычно все скрутил – скатал и вложил в платочек, и сделал так же.

Оказалось, что после ранения и госпиталя положен краткосрочный отпуск. Паша хмуро сообщил о боях в районе Ленинграда и про то, что ехать ему, собственно говоря, некуда. Поэтому он собирался пару дней погулять по Москве, а потом отправиться к месту назначения. Его запасной полк был под Горьким. Пока мы не спеша собирали вещи и выписывали все документы, он мимоходом поворчал по поводу того, что комплект формы у нас неполный и что он собрался посетить военторг. Еще Пашка посетовал, что вещи, которые он оставил в прежнем полку, наверняка пропали или их раздали тем, кому нужнее. В этом мире Паша был моим проводником. Свою нездешность я маскировал как стеснительность и скромность. До военторга мы решили ехать вместе на метро. Ближайшей станцией были «Сокольники».

Итак, последний завтрак в госпитале. Потом мы спустились по боковой лесенке к каптеру, переоделись и прощаться в палату поднялись уже как настоящие командиры Красной армии. Пожали руки оставшимся ребятам, синхронно обняли с двух сторон нашу МедФедоровну. У нее снова глаза были на мокром месте.

– Смотрите, сынки, больше сюда не попадайте, – медсестра погрозила нам, как непослушным мальчишкам, потом обняла каждого и поцеловала в щеку.

Паша с его основательностью подробно разузнал не только дорогу до метро, но даже где находится лучший военторг. А также где находится ближайший. Я предложил еще посетить Красную площадь и ГУМ. Но потом, подумав, мы решили отказаться от этой идеи. Время было непростое – нарвемся на патруль, потом всю душу вытянут и в караулке промаринуют.

Ну все, мы попрощались со всеми и пошли по заснеженной дорожке парка по направлению к выходу. Ё-мое, а чего ж так холодно? Мы так не договаривались! После того как прошли КПП и попрощались, мы с Пашей одновременно опустили уши на ушанках. Пусть потом кто угодно рассказывает, а я теперь знаю – уже при минус десяти в шинели холодно, черт возьми! Это вам не пуховик и не зимняя куртка. Конечно, не конец света, тепло держится кое-как. Но я-то изнеженное дитя цивилизации! Вон – даже суровому воину Пашке тоже несладко. До «Сокольников» мы шли быстрым шагом с переходом на бег.

Станция встретила теплом и асфальтовым покрытием под ногами. В мое время полы заменили плитами под гранит-мрамор. А вот желтый кафель на стенах, серые четырехгранные колонны и решетчатый потолок точно такой же. Народу маловато. Даже как-то непривычно пусто. В вагоне тоже было крайне немноголюдно. Паша был первый раз в метро, и его интересовало буквально всё. Мы даже свою станцию чуть не проехали – он изучал полировку поручней, поверхность стенок вагона и пробовал на пружинистость диванчики. Осторожненько так. Остальные пассажиры были какие-то сумрачные и сосредоточенные. Особого внимания на нас никто не обращал. При встрече с другими людьми в форме ориентировался на Пашку – если он козырял, то и я с ним заодно. Если просто кивал, то и я тоже кивал.

Военторг приветствовал пустотой, тишиной и радушием двух пожилых продавцов и солидной дамы-кассира. Они снабдили нас всем тем, что требовалось красным командирам: безопасной бритвой с несколькими пачками лезвий (я взял тоже, может пригодиться), помазком, одеколоном, зубной щеткой (с настоящей щетиной), жестяной коробочкой с видом Спасской башни (там был зубной порошок), подшивным материалом (подворотнички – это для салаг), петличками и прочей фурнитурой, дополнительными ремешками к портупее, пуговицам и много еще чем. Приобрели планшеты, куда в уголке магазина переложили документы, а то в шинель и в «сидор» лазить было неудобно. То, что обноски, выданные нам в госпитале, не соответствовали высокому званию лейтенантов РККА, было ясно и так. Купили штаны (похожие на галифе) – для меня даже нашлись синие – «летчицкие». Приобрели и тут уже в примерочной одели теплое белье. Еще обзавелись свитерами, а с Пашкиной подачи еще и теплую безрукавку приобрел. Шинели, несмотря на их поношенность, мы решили не менять – сэкономили.