Триша Левенселлер - Клинок тайн [litres]

Этих минут недостаточно.

Я хочу провести в одиночестве целый день. День, чтобы зарядиться энергией и расслабиться, не беспокоясь ни о ком из окружающих. Не говоря уже о судьбе Чадры, если этот меч попадет не в те руки.

Но я не получаю желаемого. То, в чем так отчаянно нуждается мое тело.

– Напомните мне еще раз, почему вы сказали, что мы не можем идти по дороге? – спрашивает Келлин на следующий день.

– Мы такого не говорили, – отвечает Темра.

– Точно. Ну, будем считать, что я спрашиваю. Почему мы не идем по дороге?

– Тебе платят не за то, чтобы ты задавал вопросы, а за размахивание мечом, – говорю я.

– Хорошо, кузнец, – отвечает он, в защитном жесте поднимая руки. – Вижу, ты предпочитаешь скрывать не только свою личность.

– Я не виновата, что, войдя в магазин, ты даже не предположил, что я – кузнец.

– Я думал, что самым талантливым мастером клинка во всей Чадре будет женщина постарше. Кто-то, у кого было время создать себе репутацию и отточить свое мастерство.

– В этом тоже нет моей вины.

– Ты не должна была меня так явно вводить в заблуждение! Ты пыталась избавиться от меня. Это что, месть?

Я пожимаю плечами, потому что от разговора с ним температура моего тела поднимается до немыслимого уровня, что начинает приносить неудобство. Не думаю, что смогу вымолвить еще хоть слово. Единственное, что позволяет мне так долго поддерживать беседу, это возможность не отрывать глаз от земли под ногами.

– Хорошо, – говорит Келлин в ответ на мое молчание. – Это моя вина. Я заслужил, чтобы меня отшили. Тут я с тобой соглашусь. Оставь свои секреты при себе, а я буду размахивать мечом. – Он возвращается на место во главе нашего отряда.

– Ты думаешь, мы можем ему доверять? – тихо спрашиваю я Темру.

– Военачальница не могла добраться до него раньше нас. Думаю, пока он ни с кем не общается на дороге, все в порядке.

Мы обе замираем, когда слева от нас раздается стук копыт. Выглядывая из-за деревьев, мы с Темрой наблюдаем, как мимо с бешеной скоростью проносится всадник в красной тунике. На его форме виднеется эмблема Киморы.

Мы застываем на месте, не смея дышать, даже когда всадник скрывается из виду.

– На что мы смотрим?

Мы подпрыгиваем на месте, когда Келлин, глядя сквозь листву, просовывает голову прямо между нами.

– Ничего особенного, – говорю я.

– От кого вы убегаете? – спрашивает наемник.

– Ни от кого.

– Это брак по любви?

– Что? – требовательно спрашивает Темра, прежде чем я успеваю открыть рот.

– Между одной из вас и ученым. Вы убегаете, потому что ваши родители хотят выдать вас замуж за какого-то больного старика?

– Нет! – восклицаю я.

– Точно. Посмотри, в каком состоянии его одежда. Не похоже, что он может позволить себе жену.

– Эй! – протестует Петрик.

Но Келлин его прерывает.

– Значит, он действительно монах? Ты тоже собираешься принять обет безбрачия, чтобы избежать свадьбы с больным стариком?

– Клянусь Близнецами, нет! – говорит Темра.

– Нет никакого больного старика! – добавляю я. – Да что с тобой такое?

– Я не соблюдаю обет безбрачия! – кричит Петрик.

Мы все поворачиваемся к нему, и я думаю, что он покраснел.

– Не то чтобы я с кем-то встречаюсь сейчас, я имею в виду… я просто…

Он замолкает и отворачивается.

Из-за реакции Петрика наемник издает смешок.

– Вы не говорите мне, что происходит на самом деле, так что я могу только догадываться. Кстати, драка с грубияном, который помолвлен с одной из вас, оплачивается дополнительно. Я здесь для защиты от бандитов, а не от любовников.

– Теперь в истории появился грубиян? – спрашиваю я. – А что случилось с больным стариком? – тут же я мысленно упрекаю себя за то, что поддерживаю этот разговор.

Келлин поворачивается ко мне и ухмыляется. На самом деле ухмыляется. Как будто нет ничего более волнительного, чем то, что я ему подыгрываю.

– Забудь. Беру свои слова обратно. Не надо отвечать, – говорю я. Чем дольше он смотрит на меня, тем больше я чувствую себя неловко. Не потому, что ощущаю исходящую от него угрозу, а потому, что не люблю, когда на меня смотрят. Выставлять себя напоказ всегда было делом Темры. Она из тех, кто играет в городских спектаклях, занимает место в центре во время танцев или привлекает внимание парней.

Я хочу спрятаться и чувствовать себя в безопасности.

Когда несколько вечеров спустя мы делаем привал на ночь, все уходят собирать хворост недалеко от лагеря.

Однако я, не подвергая себя опасности, стараюсь держаться как можно дальше от остальных.

Прислонившись спиной к стволу дерева, сажусь на усыпанную сосновыми иглами землю и облегченно выдыхаю. Еще не совсем стемнело, но ночные жуки уже вовсю стрекочут и летают возле меня. Чтобы заглушить звуки, я поднимаю руки и закрываю глаза, притворяясь, что сижу дома перед очагом, или лежу в своей постели, или работаю в кузнице. В общем, нахожусь где-то подальше от остального мира.

И тут я слышу шаги. Легкие, будто кто-то пытается быть незаметным, и это, естественно, заставляет мой разум перебирать все возможные варианты. Я открываю глаза. Мое сердце колотится от страха: боюсь увидеть бандитов или людей Киморы.

Сердцебиение не замедляется, когда я обнаруживаю наемника, несущего охапку дров.

– Почему ты так часто бродишь одна? – спрашивает он. – Ищешь неприятности? – задавая вопрос, он улыбается, словно знает, насколько привлекателен, и хочет, чтобы я тоже это признала.

Я сглатываю, разрываясь между желанием убежать и желанием выговориться. Я не знаю этого человека. Я ему не доверяю и не хочу оставаться с ним наедине.

Тем не менее потребность выговориться побеждает.

– Ты с нами всего неделю. Едва ли этого достаточно, чтобы делать обо мне какие-либо предположения.

– Нет? Разве ты не сделала какие-то выводы обо мне? Держу пари, они все плохие.

Презираю разговоры один на один с людьми, которых не знаю. Я всегда ерзаю, волнуюсь, что скажу что-то не то, и страшно расстраиваюсь.

Едва я успеваю обдумать свои слова, прежде чем произношу:

– Пока что ты не произвел на меня никакого впечатления.

– Мы еще не столкнулись с опасностью, – говорит Келлин. Понимает ли он, что несет эту кучу дров так, что его бицепсы выставлены на всеобщее обозрение?

Конечно, понимает.

– Значит, боевые навыки – единственное, чем ты можешь впечатлить, – говорю я.

Он прищурившись смотрит на меня и бросает стопку дров. Келлин выпрямляется во все свои шесть с половиной футов, отряхивая с рубашки грязь и кусочки коры. Затем он делает несколько шагов вперед.

– Посмотри на меня и скажи еще раз, что это единственное, что во мне впечатляет, – произносит он. Его ухмылка исчезает, а во взгляде, который он бросает на меня, читается вызов.