Джоан Хэ - Те, кого нам суждено найти [litres]

Она проигрывала слова в голове.

«Мы спускались в Стратум-0. Плавали в море. Токсиметры показали, что море чистое.

Ты знал? Ты не знал. Откуда тебе было знать? Я убила ее, потому что была в безопасности. Ты убил ее, чтобы все остальные остались в безопасности».

И все же, заглянув в свои эмоции, чтобы подогреть возмущение, она обнаружила лишь пустоту, отраженную в глазах Дэвида.

– Что, если их утечка привела к чьей-то смерти? – требовала ответа девушка.

– Что?

– Что, если?

Мужчина снял очки.

– Больше людей умирает из-за отсутствия подходящего ранга для убежища.

Интрафейс Кейси проинформировал, что согласно расписанию дождь закончился и небо очистилось. Она не могла проверить информацию, сидя с отцом, словно в клетке, в этом боксе без окон.

Только этот мужчина больше не был ее отцом. Тем, кого она знала в детстве. Апатичным к политике и людям. Архитектором, который работал из дома и занимался чертежами. В то время как мама, продвигавшая ДОМ, кружилась между гала-ужинами и выступлениями в экогородах и территориях, следуя за своим призванием, как Дэвид следовал за своим.

Что их изменило?

Один день. Всего-то и нужно было, чтобы отец, независимо от того, знали дочери об опасности или нет, увидел, как они тайком ходят к морю. Чтобы остановить их и сделать что-то еще, кроме простого предупреждения держаться вдали от Стратума-0. Чтобы присутствовать в жизни девочек. Заботиться о них.

Что изменилось? После смерти Дженевы Дэвид полностью посвятил себя работе жены. Представлял ее интересы, хранил ее мечты живыми, постепенно растрачивал себя как личность. У Кейси даже не получалось ненавидеть его, хотя она пыталась.

Напоследок девушка хотела сказать мужчине что-нибудь колкое, но сдалась и вышла из системы.

Пришла в себя в коптерботе. Дыхание участилось. Внутренний Глаз был забит сигналами биомонитора. Сердечный ритм достиг критической отметки, которая через две минуты сравнялась бы с нулем. Глупый поступок. Кейси могла умереть.

Умереть.

Как умер ее отец.

И Актиниум. Мальчик, погибший в аварии. Вся жизнь которого отныне посвящена отказу от идеалов, приведших к смерти его родителей. Ярость юноши горела. Только огонь полыхал в темноте его самодельного гроба.

Глаза Кейси затуманились от подступивших слез. Она плакала не из-за сестры, потому что бесполезно плакать из-за того, что нельзя изменить.

Она плакала по людям, которые биологически, физически были еще живы, но уже глубоко потеряны для мира. Потому что позволяли мертвым призракам жить внутри них, решать за них. Они были ботами, пусть живыми, из плоти и крови, но с убеждениями и мыслями, переписанными в них заново, как коды.

А что Кейси? Ярость – не ее чувство. Ей не нужна месть, чтобы подогреть эмоции. Ей не нужно топливо. Может, она ущербная? В мире полно полноценных людей, испытывающих отчаяние и восторг, любовь и злость. Планета – хаотичное место, где на всех хватит удовольствия и боли. Кейси не должна вносить свой вклад в это безумие. Она может выбирать сама.

Выбирать холодное и ясное ощущение на щеках, высохших от слез.

Выбирать свой путь.

– НЕ СПИТСЯ?

Я стою в дверях.

Лунный свет, освещая часть кровати, просачивается сквозь трещину, которую я сделала. Лица Кей не видно. Тихое «да» плывет в темноте.

Тихонько подхожу, забираюсь к ней. Она лежит на боку. Я зеркально отражаю ее позу, заглядываю в открытые глаза.

– Не можешь уснуть?

Кей кивает.

– Я тоже.

Каждый раз, закрывая глаза, вижу ее бота. Ужас, висцеральный, первобытный, который испытала тогда, теперь живет внутри меня. Я понятия не имела, над чем работала Кей. Когда мы так отдалились друг от друга?

Она что-то говорит. Ее голос отвлекает от тяжелых мыслей.

– Мы все еще можем оставаться на связи. Через сообщения или голограммы.

– О чем ты?

– О моем выселении.

Кей не приукрашивает, говорит, как есть. Без страха. Она смирилась.

После смерти мамы тяжело было находиться рядом с сестрой. Видя ее самодостаточность, я чувствовала свою опустошенность и ненавидела Кей за то, что она обнажила мою беспомощность. Привыкшая быть той, на кого полагались, я превратилась в девочку, потерявшую мамину любовь. У меня отобрали призрачную возможность зарабатывать ее, быть дочерью, достойной материнского внимания в конкурирующем мире.

И все же. Мои слова, произнесенные в тот момент, когда увидела сухое, без слез лицо сестры, непростительны. И если после этого мы отдалились, то только по моей вине.

Можно потерять себя для других, но не для Кей. Все дальнейшие извинения утешали только меня. Потому что сестра никогда не поймет, что ей было больно. И что, вероятно, под влиянием моих слов она решила построить бот-версию мамы. От этого мне до сих пор тошно.

Я бы забрала свои слова, если бы могла. Но и этого мало.

– Тебя не выселят, – успокаиваю ее.

– Это закон.

– Закон служит народу.

Она не отвечает.

– Кей, послушай меня. Твое место здесь, понимаешь?

Ее глаза закрыты. Притягиваю сестру к себе.

– Твое место здесь, – повторяю я и беру в свои руки ее голову, такую маленькую.

Там, внутри, живут блестящие мысли. Но в конце концов, ей всего одиннадцать. Когда я была нужна, меня не было рядом.

Теперь все пойдет по-другому. С этого момента я стану лучшей в мире сестрой.

Жду, пока Кей уснет. Потом осторожно, чтобы не разбудить, выскальзываю из кровати.

Папы нет в спальне. Захожу в свою комнату, в неподвижную камеру и голографирую в штаб-квартиру К2П. Отец сидит за рабочим столом, где разложены законодательные документы Дженевы. Раньше я отцовскую решительность довести мамино дело до конца считала благородством. Теперь испытываю отвращение. Мы, дети из его плоти и крови, тоже страдаем. Вряд ли он по-настоящему понимает, что ожидает Кей. Хватаю спинку стула и резким движением разворачиваю к себе.

– Что? Силия?

– Ты должен помочь. Очнись, папа, – трясу его стул, – хочешь и ее потерять?

Солнечный свет струится сквозь занавески, прогоняя сон, как туман над морем.

Но не комок в горле и не ручейки, бегущие по щекам. Я лежу на полу в спальне М.М. среди разбросанной со вчерашнего дня одежды. Слезы, высыхая, стягивают кожу. Все правильно. Счастье рождает воспоминания.

По крайней мере, я проснулась в доме, а не в океане. Все же я боюсь снова найти ее образ во сне. Боюсь увидеть ее глаза, когда закрываю свои. Боюсь, что сделала неправильный выбор, что, несмотря ни на что, она – моя Кей, а я – Силия, а не Си. Рука все еще чувствует шелк ее волос. Сердце, как губка, впитывает фальшивые воспоминания. Я бы плыла уже где-нибудь в море, если бы не Герой, обнимающий меня за талию, и не наши переплетенные ноги.