Майкл Стэкпол - Вол’джин. Тени Орды [litres]

Ли в их глазах была всего лишь одной из «диких собак черепахи». Импульсивная и практичная, легкая на руку и немного склонная переоценивать свои способности, девочка была ярким образцом пандарена, принявшего философию Хоцзинь. Она обладала характером того самого авантюрного склада, который позволял отплывать прочь на черепахе или путешествовать по Запределью. Такое поведение, на взгляд сестер Чан, попросту негоже одобрять или хвалить.

Как и тех, кто подобным занимался.

Чэнь, будь он по природе склонен что-нибудь не любить, наверняка не любил бы сестер Чан. Однако на самом деле он даже проникся к ним симпатией, и уже давно. Отстроив хмелеварню Буйного Портера и создав рецепты нескольких прекрасных напитков, он странствовал по Пандарии, чтобы больше узнать о месте, которое, как он решил, будет его домом. И во время странствий увидел их – двух старых дев – на маленьком огороде, за годы осады яунголов заросшем сорняками, и предложил помощь.

Ответа он толком не дождался, но все равно сделал свой вклад в хозяйство. Чэнь чинил заборы и полол сорняки, развлекал правнуков сестер, дыша огнем, подметал, таскал воду, заготавливал дрова и даже выложил новыми камнями дорожку перед дверью. Всем этим он занимался под неодобрительными взглядами сестер только потому, что за неодобрением читал в их глазах изумление.

Он работал долго и усердно, не слыша ни слова похвалы, пока, наконец, их голоса не раздались впервые. Они говорили не с ним и не о нем. Они говорили друг с другом, но в его сторону. Старшая сказала: «Отличный день для тигрового гурами». Младшая лишь кивнула.

Чэнь понял, что это приказ, и подчинился. Выполнил он все аккуратно. Выловил трех гурами в океане. Первую рыбу забросил назад, последнюю оставил для сестер, а самую большую отдал беженцам – жене рыбака, чей супруг все еще числился среди пропавших без вести, и ее пяти детенышам.

Он знал, что отдать сестрам первую же рыбу – знак поспешности. Отдать все три – показать, что он подвержен демонстративной гордыне. Отдать самую большую, которую они бы все равно не съели, – показать отсутствие тактичности и расчета. Но своим поступком он демонстрировал разумность, заботу и щедрость.

Чэнь понимал, что его дела с сестрами не принесут ему их дружбы или покровительства. Многие знакомые, которых он встретил в путешествиях, назвали бы их неблагодарными и прошли мимо. Но для Чэня они были способом больше узнать о Пандарии и тех, кто станет его соседями.

«Может, даже моей семьей».

Если Ли Ли была образцом философии Хоцзинь, то сестры Чан представляли собой идеальных верующих в Тушуй. Они больше времени уделяли созерцанию, мерили поступки по идеалам справедливости и морали – хотя, скорее всего, опирались на узколобые, провинциальные, деревенские версии этих великих понятий. Более того, обширные понятия справедливости и морали вполне могли бы показаться таким, как сестры Чан, слишком претенциозными.

Чэню нравилось считать, что сам он твердо стоит посередине. Он исповедовал и Хоцзинь, и Тушуй – или, как минимум, убеждал себя в этом. Если же говорить трезво, путешествуя по большому миру, он склонялся к Хоцзиню, а здесь, в Пандарии, с ее пышными долинами и высокими горами, где большинство существ ведет простую жизнь, в самый раз приходилась Тушуй.

В глубине души Чэнь знал, что на самом деле как раз от этого ему и нужно отвлечься. Дело не в новых проектах для варки, а в понимании, что однажды ему придется выбрать ту или иную философию. Если Пандария станет его домом, если он найдет жену и заведет семью, дни приключений закончатся. Он просто станет веселым хмелеваром, облаченным в фартук вместо брони, будет торговаться с крестьянами за стоимость зерна и с покупателями – за стоимость кружки.

«И это не плохая жизнь. Вовсе нет, – думал Чэнь, аккуратно складывая поленницу для сестер. – Но будет ли этого достаточно для счастья?»

Новый визг детенышей привлек его внимание. Ли Ли лежала и не поднималась. В хмелеваре что-то вспыхнуло – древний зов битвы. О, у него было столько историй о великих схватках! Он сражался бок о бок с Рексаром, Вол’джином и Траллом. Спасти племянницу – ничто по сравнению с теми битвами (и пересказ баек о тех подвигах сделает его хмелеварню очень популярной), но активные действия подпитывали в его душе нечто…

Нечто, противоречащее философии Тушуй.

Чэнь подбежал и нырнул в кипящую кучу тел, хватая детенышей за загривки, а потом разбрасывая налево и направо. Они – сплошь мышцы и мех – скакали, катались и извивались. Парочка врезалась друг в друга, и те части детенышей, что должны были касаться земли, обратились к небу. Однако они быстро пришли в себя, распутались и вскочили на ноги, готовые нырнуть обратно.

Чэнь рыкнул с правильной смесью мягкого предупреждения и нешуточной угрозы.

Детеныши застыли.

Взрослый пандарен выпрямился, и большинство детенышей инстинктивно повторили за ним это движение.

– Что это у вас тут происходит?

Один из детенышей посмелее, Кенг-на, показал на лежащую Ли Ли.

– Госпожа Ли Ли учила нас драться.

– Я здесь видел не драку. Я видел свалку! – Чэнь преувеличенно серьезно покачал головой. – Так не пойдет, ни в коем случае, особенно если вернутся яунголы. Вам надо учиться как следует. Ну-ка, готовьсь! – Чэнь, отдав приказ, встал по стойке «смирно», и детеныши идеально последовали его примеру.

Чэнь с трудом скрывал улыбку, пока отряжал детенышей – по одному и в группах – за хворостом, за водой, за песком для дорожки сестер и метлами, чтобы разровнять песок. Потом резко хлопнул лапами, и они метнулись по своим заданиям, как стрелы, пущенные из натянутых луков. Хмелевар дождался, пока они все исчезнут, и только потом протянул лапу Ли Ли.

Она посмотрела на нее, презрительно наморщив носик.

– Я бы победила.

– Конечно, но дело-то было не в этом, правда?

– Правда?

– Нет, ты учила их боевому товариществу. Теперь они – маленький отряд, – Чэнь улыбнулся. – Немного муштры да разделения труда – и из них еще выйдет толк.

Последнюю фразу он произнес несколько громче специально для сестер, поскольку они тоже увидели в этом преимущество.

Ли Ли взглянула на его лапу подозрительно, но все же приняла ее и крепко встала на ноги. Поправила халат и заново завязала пояс.

– Хуже, чем банда кобольдов.

– Ну, конечно. Они же пандарены, – и это он сказал погромче, чтобы сестры Чан осознали и этот момент. Затем понизил голос. – Восхищаюсь твоей сдержанностью.

– Ты не шутишь. – Она потерла левую руку. – Кто-то даже кусался.

– Как тебе прекрасно известно, в драке всегда кто-то кусается.

Ли Ли задумалась на миг, потом улыбнулась:

– От этого никуда не денешься. И спасибо.