Борис Батыршин - Леса хватит на всех

Ева тоже среагировала на неведомую опасность – припала к земле, вскинув к плечу пятизарядный охотничий карабин, своё излюбленное оружие. Ладонь на шейке приклада, палец чуть подрагивает, готовый, чуть что, лечь на спуск. Сейчас её было не узнать: черты лица сразу высохли, заострились, словно лезвие боевого ножа, в глазах – недобрый, опасный огонёк.

– В кого пулять-то собрались, егеря? – раздался из-за спины ворчливый голос. – В пруду нашем ни кикимор нет, ни разных-прочих окаянных тварей. А что болотный газ иногда пузырится – так чего ж вы хотели? Сколько уж не чистили, заросло всё, заилилось. Скоро вместо пруда будет сплошная болотина.

Виктор снова обернулся и снова чуть не упал – на этот раз от удивления. Из-за ствола средних размеров клёна (пять метров – разве ж это размер по меркам этого дремучего уголка Леса?) высовывалась невообразимая физиономия.

Врубелевский Пан – вот что пришло ему в голову в первую очередь. Только без старческих кудряшек вокруг лысины – их, как и куцую бородёнку, заменяют клочья зеленовато-бурого мха.

Кожа тёмная, корявая, изрезанная трещинами, словно кора столетнего дуба, кое-где в белёсых пятнах лишайников. Но это не производило отталкивающего впечатления, какое производит, например, запущенная кожная болезнь. Удивительное создание гармонично вписывалось в окружающее: казалось, ожил обычный пенёк – ожило, отряхнулся, повязал на чресла драную тряпку – и отправился прогуляться по тропинке запретного Леса, пока не встретило незваных гостей, или званых? Ведь их сюда, как-никак, пригласили…

Физиономия ухмыльнулась – дружелюбно, с хитринкой. Ярко-изумрудные глаза, запавшие в глубоких трещинах «коры», играют золотыми искорками.

– Гоша! – с Евы мигом слетела предбоевая «заострённость». – Как здорово! Вот уж не думала, что это ты!

Да это же лешак, ошарашенно подумал Виктор. Ну да, точно, именно так ему их и описывали. Сам-то он толком не видел представителей этого странного племени – если не считать Лешачонка, встреченного ещё в Грачёвке. Но тогда Виктору было не до разглядываний даже самых экзотических обитателей Леса: смертная хватка друидского яда только-только разжала свои когти, и он не то, что соображать – шевелиться толком не мог, валялся в отключке.

Ева тем временем повисла у Гоши на шее – для этого ей пришлось подпрыгнуть, поскольку тот оказался на полметра выше даже Виктора. Лешак в ответ скрипел что-то приветственное и поглаживал женщину по спине корявыми, словно корешки, пальцами.

– Долго же вы… – пробурчал он. Я уж с самого утра жду, притомился. Идтить пора, только сначала вот что…

Он осторожно стряхнул себя Еву, обернулся к клёну и трижды постучал по стволу ладонью. И дерево ответило: с протяжным скрежетом, словно распахивалась разбухшая за зиму оконная рама, в стволе на уровне лица Виктора возникла глубокая узкая щель.

– Давайте-ка сюда все железяки ваши. Ружья, ножи, патроны – всё.

– Что же нам, через Измайлово безоружными идти? – спросила Ева. Для порядка спросила, отметил Виктор, явно и в мыслях не имея спорить с «проводником».

– Всё, до последнего патрончика, здесь придётся оставить. – серьёзно ответил Гоша. – Иначе тропа не пропустит, кружить начнёт. А то и чего похуже сотворится – там, в самой чащобе.

Женщина сняла с плеча карабин и неохотно протянула лешаку.

– Сотворится, говоришь? И всё-то у вас, лешаков, не в простоте, всё с выдумкой, с подвывертом!

Гоша принял оружие осторожно, даже брезгливо, тремя пальцами – и бросил в щель. Края её дёрнулись, и Виктору на миг послышалось сытое чавканье.

– Назад-то хоть отдадите?

– А как же? – вслед за карабином в щель отправился обрез Виктора, за ним оба патронташа, извлечённые из ножен охотничьи ножи, мачете Виктора и маленький топорик, висевший на рюкзаке Евы. – Да не опасайтесь, никто ваше добро не тронет. И вас не тронет, если с тропы не сойдёте, конечно. А на лешаков бочку кутить не надо – не мы так захотели, Лес так решил, а ему виднее.

Московский Лес, Северный Речной Вокзал Смотреть на прибытие «партизан» высыпала половина обитателей Речвокзала. Ну, может не половина, поправил себя Егор, даже не треть – но уж человек сто на пирсе точно было. Не каждый день к дебаркадеру, в который превратился теплоход, некогда носивший гордое имя «Президент», о чём и сейчас напоминали облупившиеся буквы «П», «ЕЗ», «Д» и «НТ» на проржавевшем борту, причаливает такой караван. Три лодки: две самые обычные дюралевые моторки, из которых подвесник имелся только на одной; третья же – угловатая, плоская, настоящая мини-баржа, склёпанная из уголка и металлического листа. С неё-то увешанные оружием парни и стаскивали на палубу дебаркадера чудную штуковину – здоровенную, метра два в диаметре, полусферу, словно набранную из рельефных костяных пластинок. Весила она немало, если судить по матерным прибауткам, щедро отпускаемым грузчиками.

Рядом суетился смотритель дебаркадера – размахивал руками и отдавал распоряжения, опасаясь, что груз покалечит и без того дышащее на ладан ограждение палубы. «Партизаны» вяло отругивались, огрызались, но распоряжения выполняли. Причину такой покладистости Егор обнаружил тут же, на одном из столбиков, поддерживающих галерею верхней палубы – отпечатанный на машинке листок с перечнем штрафов за повреждения, нанесённые дебаркадеру. Список включал не меньше двадцати позиций, начиная от царапин «на лакокрасочном покрытии» до «поджога, приведшего к полному или частичному уничтожению». Суммы штрафов, проставленные в рублях и желудях, внушали почтительный трепет.

– Эй, уважаемые, а ну, разойдитесь! Не видите, люди работают, да? Мешать не надо, помогать не надо, сами всё сделают…

Набежавший распорядитель, он же заказчик экзотического товара (Рубен Месропович Манукян, известный Речвокзалу и половине Леса как Кубик-Рубик), хоть и произвёл изрядный шум, но порядок на дебаркадере действительно навёл. Выяснилось, что стаскивать панцирь глиптодона на пирс не надо – владелец лавочки «Старьё-Бирём» предусмотрительно снял на «Президенте» вместительный склад, где диковине и предстояло осесть в ожидании отправки к заказчику. Там же дожидались своего часа заказы, сделанные командиром «партизан». Груз охранял бдительный страж – четырнадцатилетний Фрунзик, племянник Кубика-Рубика, сидел на длинных, цвета горохового супа, пахнущих оружейной смазкой ящиках, и поигрывал обрезом помпового дробовика.

Погрузка, тем временем, закончилась. Чекист по очереди приподнял крышки ящиков. Его «контрагент» стоял рядом, мелко кивал и на все лады расписывал достоинства своего товара – и отдал распоряжение перетаскивать груз на «баржу»