Игорь Алгранов - Равновесие

Да уж, толпа, вылупившая зенки на его позорное расчленение, собралась разношерстная. Верес обвёл взглядом площадь и который раз подивился увиденному. Ещё перед казнью, гордо подняв голову, он смотрел в эти лица, – на казнь пришли богатые и бедные, хитрые и простые, – пытаясь увидеть хоть толику возмущения происходящим. Хотя бы каплю сочувствия или негодования на этих знакомых и незнакомых физиономиях.

Он вглядывался в лица тех, кто заполнил своими бренными телами площадь в этот жаркий полдень. Ну хоть тень сомнения, наконец! В том, что творится не справедливое возмездие, а что-то несусветное, невероятно подлое и омерзительное. Творится прямо у них на глазах, и скоро эта дрянь, может, коснётся и их жизней, их детей, их близких. Неминуемо, необратимо…

Но нет – ни щепотки смятения или сожаления в этих лицах. А ведь он еще вчера, да и всю свою сознательную жизнь – по крайней мере, последние десять лет, с тех пор как встал на Путь Чистых – защищал их от страшных и свирепых чудищ и прочей нечистой плоти помельче.

Некоторые из зевак, слушая нелепые лживые обвинения и вопиюще несправедливый приговор, лишь неодобрительно качали головами и цокали языками. Вот она, сила словесного внушения. Вот она, людская память и благодарность! Короткая и ничтожная, как выяснилось…

Внезапно носатый жрец недовольно повёл своим бледно-горбатым носом, испещренным рытвинами застарелой болячки, резко дёрнулся и скинул накидку с совершенно лысой головы. А потом пошарил вокруг своими маленькими глубоко посаженными глазками из-под густых седых бровей и вдруг уставился на Вереса с выражением глубокого недоумения. Неужели видит? Верес даже невольно дёрнулся, попытавшись взглянуть на себя, но ничего не получилось – висел над плахой как пригвождённый к придорожному столбу.

Однако, жрец, похоже, так и не смог его разглядеть. Определённо, носатый почуял что-то неладное, не иначе как своим долгим носом, некогда изъеденным золотистой липучкой. Может увидел странное помутнение или свечение в воздухе?

Продлилось это внезапное оживление полусонного жреца всего пару мгновений. Спустя эти мгновения взгляд его потух, а серый капюшон снова облачил тощую голову, гладкую как точеная статуэтка Тарари в дальнем храме на Корявой горе. И вновь только длинный горбатый нос торчал наружу, недовольно морщась на окружающую действительность.

Интересно, что бы это значило? – пришла ему на ум мысль. Ведь худой жрец явно что-то почувствовал. Например, незримое присутствие Вереса. Или ещё чьё-то – например, того, кто всё это провернул с его телом и м-м… душой?

Да что же, сожри их Орот, происходит? – опять подумалось ему. – Так и будем висеть здесь, пока тело не предадут земле или не выкинут за стену на съедение крагам? Верес, с трудом веря в происходящее, перед казнью слушал приговор вполуха, и даже не разобрал степень позора, которому должны были подвергнуть его бренное тело после разделения с верхней частью. С верхушкой как раз всё было предельно ясно.

Все отрубленные кряжистым палачом головы украшали собой придорожные столбы на подъездных путях к городу. В основном для устрашения лихого люда, временами орудующего на больших дорогах. Ради особо отличившихся вкапывали новый столб. Или скидывали голые обветренные черепа – те, что постарее. Всё равно по ним было уже трудно различить, какому дерзкому разбойнику они принадлежали при жизни. Помогало, правда, подобное устрашение слабо. Лихой люд исправно продолжал орудовать, не особо страшась растущего количества украшений на тёсанных придорожных столбах.

Другое дело, что Верес до недавнего времени никакого отношения к этому самому лихому сброду не имел. Скорее даже наоборот.

Он ведь был из клана Чистых! Да, да – если бы кто смог услышать рассказ Вереса! Эх, доведись ему рассказать кому о случившемся, тот на этих словах присвистнул бы и качнул три раза головой из стороны в сторону. Но слушатель качнул бы головой ещё не один раз, узнав, что Верес был не просто членом клана лучших и по сути единственных успешных борцов с нечистью во всем Южном Свесе.

Верес был из Круга Пятерых. Простые люди их почти боготворили (ну, он так думал раньше), тары – боязливо уважали, а жрецы каждого из Четырёх, эти городские святоши – терпели, скрипя зубами. Ведь члены Круга слишком часто доказывали никчёмность последних, когда в округе появлялось очередное непобедимое чудище, пожирающее беспомощных и медлительных двуногих. Жрецы только и могли, что отгонять нечисть своей магией. И то ненадолго. И, конечно же, до простых людей им дела не было. Тут бы обслужить богатеев, сразу же встававших в очередь за божественной магической защитой…

Что и говорить, даже те самые лихие разбойники, случись Вересу с ними встретиться, с опаской обходили Чистого стороной. Им ведь тоже доставалось от регулярных нападений нечисти. Быть может, поболее, нежели остальным. Так что столбов с насаженными головами они явно боялись меньше, чем монстряков. А Чистых… Ну, терпели точно. Возможно, даже уважали.

И было за что. Бороться с чудищами – это была забота Чистых. Их удел.

Их вечная боль.

Их любили и боялись, их боготворили и проклинали, благодарили от всей души и втайне завидовали… Некоторые, например – жрецы Четырех, даже считали, что они – ничуть не лучше самой нечисти. «Ибо непостижимо, немыслимо и невозможно то, на что способны оные прозываемые в народе Чистыми. И неведомо чьею силою творят свои великие и страшные дела… Не поворотятся однажды и не пойдут ли ратовать войной против беспечных и малых сих?»

Да уж, святоши всех четырех мастей время от времени заметно подливали масла в огонь противоречивого отношения основной людской массы к защитникам рода человеческого. Страхи и неприязнь, впрочем, можно было понять. Чистые и сами не были особо заинтересованы в том, чтобы вся правда о них выходила наружу… Так что история их давно обросла такими неправдоподобными слухами, легендами и небылицами, что…

Чтобы объяснить непосвященному, как обстояли дела на самом деле, нужно было бы вести рассказ, начав издалека. И непременно начать с Проклятия.

Вспоминать же о Проклятии Чистых сейчас Вересу совсем не хотелось. И без того было мерзко от происходящего. Верес по-прежнему неподвижно висел посреди площади, тело его и натекшую огромную лужу крови неспешно и небрежно убирали с помоста помощники палача, а народ ещё более неспешно начал разбредаться по своим делам.

Кто-то шел в приподнятом состоянии духа, получив свой необходимый заряд впечатлений среди невыносимо скучной и размеренной городской жизни. Кто-то, то и дело оглядываясь, суеверно накладывал на себя двумя пальцами знамение Священного Талого столба, без конца дёргая правой рукой ото лба к животу и обратно.