Марк Крафт - Чёрный принц

– Но вчера ты прокрался в дом. – Не сомневался в своей правоте Парс. – Вот и сделаешь это ещё раз.

– Вот здесь ты и ошибаешься братец. Вот тут-то тебе и не хватает ума, – Фарс панически быстро пригнул шею и загородил голову руками, но успел исправиться, прежде чем Парс снова пустил в ход кулаки. – Опыта братец. Конечно, я имел в виду опыта.

Фарс утвердительно закачал головой. Высоко вздёрнув брови и глядя Парсу прямо в глаза, он воздел указательный палец вверх. Тем самым, давая понять брату, что он явно обладает каким-то тайным знанием не доступным пониманию собеседника.

– Первое правило хорошего вора, не лезть дважды в один и тот же дом.

– Хорошие правила вора? – Парс снова закипал от злости и раздражения. – Ты серьёзно?

– Не хорошее, не хорошее. – Почуяв неладное, снова по быстренькому исправился Фарс. – Просто правило. Так лучше?

– Сойдёт. – Соглашаясь, кивнул старший брат.

– И это очень серьёзное правило братец. – Тщательно подбирая слова, аккуратно продолжал Фарс. – Когда человеку выносят дом, он, как правило, меняет всё что было прежде и удваивает охрану. Пробраться в уже ограбленное место становиться просто невозможно.

Фарс на мгновение замолчал, призывно глядя на брата.

– Продолжай. – Разрешил Парс.

– Обворованный человек чувствует себя оскорбленным, и это чувство так сильно, что он злится не столько на вора, хотя вора он при этом готов повесить, сколько на самого себя. За то, что оказался глупее вора, и не смог уберечь своё добро.

– Да что за ахинею ты мне тут городишь Фарс?! – Не выдержал Парс, совершенно не понятных ему воровских представлений о хорошем. В его голове стало складываться ощущение, что брат его просто забалтывает, уводя от сути беседы.

– Ну, конечно он злится на вора. Ведь этот гад украл у него имущество. Или, может даже ценную вещь, которая не просто стоит хороших денег, но и дорога ему как память. Как, например. Дайка подумать. – Парс нарочито показательно задрал голову кверху, и закатил глаза, изображая глубокий мыслительный процесс. Настолько глубокий, что в жизни он на такой глубокий процесс точно никогда бы не решился. – Ах да! Золотой дуэльный кинжал, подаренный князем. – Слегка стукнув себя ладонью по лбу, продемонстрировал озарение Парс.

– Ха, ха. Великолепный юмор братец. – Скабрезничал Фарс, высунув язык так, будто его тошнило от слов брата.

– Мне так смешно, что аж воротит. – Фарс устало вытер лицо рукавом мокрой рубахи, и тяжело вздохнув, продолжил убеждать брата теперь спокойным и доверительным тоном.

– Пойми же ты. Теперь за домом наверняка следят не только из нутрии, но и снаружи. Как только какой-нибудь оборванец типа меня, да ещё и ночью, окажется в десяти шагах от ворот, его сразу схватят и учинят допрос с пристрастием.

– И, ты знаешь? Я даже боюсь за того парня. Потому что пристрастие будет таким страстным, что даже если он вообще ничего чужого в своей жизни никогда не брал, да и обед всегда начинал только с соизволения старших, он признается во всех кражах совершённых в городе за последние десять лет. – Фарс сделал многозначительную паузу, а затем, снова глядя брату прямо в глаза, закончил так уверенно, что Парс даже немного опешил от норова сопляка.

– Именно поэтому, дорогой братец, никакие твои оплеухи не заставят меня снова приблизиться к дому ростовщика Минэ. Тем более старый хряк заслужил такое унижение. Всё точка!

Парс на мгновение замер и не знал что сказать. Он только смотрел на порванную рубаху брата, на измазанное грязью лицо, и на тину в его волосах. Он думал о том, что ему совсем не хочется, чтобы этому мальцу ломали пальцы, отрубали руки, отрезали язык или выкалывали глаза. А ещё он думал о том, что воровство это преступление которое он осуждает, и что если на месте старого Минэ был бы их отец, и у него украли бы всю выручку за пойманного угря, то он не задумываясь сдал бы того поганца городской страже. И дилемма эта скребла его изнутри по рёбрам, как кошка скребёт о дверной косяк, когда старается унять данный от природы инстинкт разрывать плоть только ей доступными способами.

Ведь именно это нежелание видеть боль и страдания уже столь полюбившегося ему, хоть и не сносного званого брата, и подталкивало его на все эти длинные беседы. Лишь желание уберечь, как ему казалось, простака, от серьёзных последствий в будущем, подталкивало его к оплеухам и строгому тону в речах. Но теперь он понял, что старший брат, пусть его все и не воспринимают как такового, оставался старшим, и опыта в некоторых делах и знания жизни у него действительно было побольше.

– Ладно, давай кинжал. – Махнул рукой Парс и озвучил своё решение.

– Просто выброшу его где-нибудь в порту, и делу конец.

– Так его у меня нет! – Тоном будто это само собой, разумеется, выпалил Фарс.

– Как нет? – Парс на мгновение онемел.

– Нет, значит, нет! – Развёл руками Фарс.

– А зачем же скажи мне тогда, мы здесь решаем, как его вернуть?

– Я не знаю, что ты тут решаешь братец. Но я-то как раз объяснял тебе, как его не вернуть!

У Парса зачесались кулаки. Раньше он думал, что это такое образное выражение, употребляемое для острастки в среде портовых грузчиков, которым они просто хотели объяснить желание подраться. Но сейчас, в эту самую секунду, когда к нему пришло осознание того, что брат держит его за полного идиота и позволяет себе нагло издеваться над ним, у Парса действительно обнаружился, непреодолимый зуд на костяшках пальцев правой руки.

Он почесал ногтями, затем потёр сжатый кулак о ладонь, но зуд не прошёл. Тогда он понял, что унять его можно только широко размахнувшись и залепив брату, ну например в ухо.

Каким-то невообразимым чутьём, наверное имеющим схожее происхождение с тем животным инстинктом, что заставляет крыс бежать с тонущего корабля задолго до того как команда узнаёт о крушении, осознал непреодолимую потребность брата и Фарс.

И вот, когда Парс уже выпустил кулак из ладони, прикинул, как будет затыкать брату рот свободной рукой, чтобы не разбудить отца, пока Фарс будет кричать от боли – Фарс, вдруг резко сократил дистанцию. Он сделал шаг вперёд и, взяв брата обеими руками в охапку, обнял его.

– Прости Парс. – Взмолился он плаксивым, может наигранным, голосом.

– Всё как-то само вышло. Я не хотел пудрить тебе мозги. Просто я всегда избавляюсь от краденного до наступления следующего дня, так меня точно никто не поймает, даже если начнёт обыскивать прямо на улице. – Фарс хныкал и поскуливал. Правда слёз на его щеках так и не появилось.

Парс обмяк и расслабил руки. Бить такого доходягу опасно для его же здоровья.

У тех людей, что покрепче, вовремя, а главное по делу, поданная оплеуха вызывала небывалый прилив понимания. Она, оплеуха, помогала им осмыслить, если не все, то многие причины бытия. Однако иной хлюпик мог и дать дуба, так и не успев ничего понять, и такой участи для брата Парс, конечно же, не желал.