Сандро Мамагулашвили - Распад. Новое солнце

– Как я и говорил, во всем обвинят собак.

Носидэ поднялся.

– Я собираюсь поохотиться. Как видите, люди жаждут трофея. Не хотите составить мне компанию, доктор?

Алсет посмотрел на оставленное у дерева ружье, молча согласился и в сопровождении биглей, все еще безоружный, направился в лес.

С каждым шагом суета банкета оставалась позади, ее заменил треск веток под ногами и пение птиц. Спустя столько лет эти двое снова прогуливались по лесу, но на этот раз тут повсюду властвовала жизнь. Собаки старательно обнюхивали землю, ненадолго поднимая симпатичные мордашки. Им нравилось это занятие, а Алсету нравилось наблюдать за ними. Это зрелище всколыхнуло в его памяти воспоминания о дочери. Сейчас они его не тяготили, а вселяли надежду. И все благодаря Ягли, его спасение вернуло ему это чувство.

Вдруг молодой кобель начал лаять, стараясь привлечь внимание хозяина. И ему это удалось.

– Вперед, – после короткой команды Носидэ бигли сорвались с места и быстро затерялись среди деревьев. Старый кобель заметно отставал от молодого – возраст многое давал, но и отнимал не меньше.

Возникшую тишину снова заполнили слова.

– Я считаю, что именно приручение собак стало переломным моментом в истории человечества. – Шпион шел чуть впереди доктора, дуло его ружья смотрело в землю, а палец даже не касался спускового крючка. – Раньше охота являлась синонимом жизни и смерти. Все было по-честному, мы все делали сами. Собаки же упростили этот процесс. Необходимое совершалось, но чужими руками, чужой кровью, цель достигалась без лишних потерь. Человеку это понравилось, а если нам что-то по душе, мы отдаемся этому полностью.

Алсет отвлекся от своих мыслей и пения птиц, так и не поняв, которому из видов оно принадлежит.

– Люди стали приручать Мир, – Носидэ продолжал свои размышления, не убедившись, что собеседник его слушает, – и дали начало технологическому прогрессу. Брали взаймы и не возвращали. Паразитировали даже на своей собственной расе.

Справа что-то мелькнуло, Алсет заметил какое-то движение. Он застыл в ожидании, но ничего не произошло. Показалось? Может и так, но изобретатель поспешил сократить отставание между ним и шпионом (на всякий случай).

– Не подумайте, доктор. Это не какие-то «зеленые» разговоры. Просто стараюсь озвучить все проблемы сразу: война, бедность, голод, появление слуг и господ. Я хочу выставить их все на обозрение, словно костяшки домино, пойти вверх по разветвленной линии, к самому ее началу, чтобы узнать причину, увидеть рождение цепной реакции и найти виновника обрушения. И сколько бы я об этом ни думал, мысленно ни прокручивал события в голове, то всегда приходил к одному и тому же выводу: во всем виноваты собаки.

Алсет старался больше смотреть под ноги, чем слушать. До него доносилось эхо лая, как и смысл сказанных слов. И то и другое он принимал как должное. И то и другое отходило на задний план.

– Вы слушаете меня, доктор?

Носидэ спросил не оборачиваясь, смотря вперед в ожидании.

– Да, – коротко ответил Алсет.

– Может и так, но понимаете ли?

– Понимаю, но не до конца. Многое осталось у вас в голове.

– Верно. Просто еще не время. Но скоро вы поймете… вы вспомните.

Алсет безразлично пожал плечами, все также стараясь не споткнуться об очередной корень.

Вдруг лай стал приближаться. Доктор не удержался от мысли, что бигль ведет себя чересчур уж шумно для прирожденного охотника. Олень показался перед ними спустя несколько минут. Самка, без рогов, но взрослая, весом почти в сто килограммов. Мазь, молодой кобель, гнал ее прямо на них.

Палец Носидэ опустился на спусковой крючок. Олень заметил впереди стоящих людей и попытался изменить направление. Копыта оленя погрузились в землю, шея вытянулась влево. Замешательство животного длилось мгновение, но этого оказалось достаточно. Шампунь, старый самец, появился из ниоткуда. Одним точным прыжком он сократил дистанцию и вцепился в глотку благородного животного.

Олень начал трепыхаться, крутя маловесного бигля в разные стороны, но собака не разжимала челюсти даже после того, как ее сильно ударили о землю, о ствол дерева и снова о землю.

Все это разворачивалось прямо перед глазами Алсета. Зрелище оказалось страшным, первобытным и ужасно жестоким.

Битву на выносливость выиграл бигль. Олень потерял слишком много крови, опустился набок, стараясь в последний раз наполнить легкие сладким воздухом. Шампунь ослабил хватку и тоже припал к земле, скуля при каждом вздохе, и посмотрел на двух людей своим единственным глазом. Его морда вся измазалась в крови, и он больше не выглядел как невинное создание.

Носидэ молча подошел и выстрелил в оленя. Его руки остались чистыми, он не вымотался, не сбил дыхание, не пострадал, но получил желанный трофей.

***

«Ты знал, что человеческое ухо способно распознать звуки в диапазоне от шестнадцати герц до двадцати килогерц»?

Что? Кто это говорит?

«Для обычных обывателей данные цифры ничего не значат… а должны, причем очень многое».

Голос был тихим, шепчущим, печальным. Он доносился откуда-то издалека… из воспоминаний чужака, из его позабытых снов.

«Я пытаюсь сказать… что мы ограничены. Рамками, названными «слуховым диапазоном». Треск костра, шум реки, завывание ветра – все это звуки, которые мы распознать способны, но они не единственные, что существуют на свете. К примеру, есть ультразвук, он выше, или инфразвук, который гораздо ниже. Данные сигналы и волны находятся за гранью акустического восприятия человека. И так везде, в любой мере или плоскости существуют места, целые реальности, что не созданы для людей, нам недоступны, но манящие нас до одури. Почему мы позволяем себе в них вторгаться? Почему нарушаем установленные природой границы, продолжая оправдывать свой эгоизм наличием субъективной возможности»?

На веки давила темнота (а может и что-то другое), мешала глазам открыться и увидеть свет, а также и лицо говорящего.

«Делать все, на что способен. Отвечать на вопросы, что не имеют ответа. Раньше я считал это «силой», а смирение – слабостью… но не сейчас, по крайней мере, уже не так оглушен уверенностью. Мог бы я вовремя остановиться? Забыть о своих амбициях и желаниях, в угоду лучшего будущего? Скорее всего, нет, ведь тогда я не мог предсказать последствия. Дорога в ад вымощена благими намерениями, а все мысли о том, «как было бы» опять уведут нас не туда, в чужие миры и параллельные реальности. Мои грехи – только мои, и именно я должен их исправить, по крайней мере, пока еще жив, иначе их тяжесть ляжет на плечи потомков, а этого я допустить не могу. Не хочу, чтобы подлость стала моим единственным наследием, понимаешь»?