Светлана Залата - Отражения судьбы

Саша обхватила руками колени. Ей хотелось говорить… Но как после этого она сможет смотреть в глаза наставнику? Одно дело чувства, даже если они вдруг прорывались бы через блокируемую связь, и совсем другое дело – то, что скажет она сама. В чем признается, за что возьмет ответственность. Серафим продолжает:

– Я бы боялся, зная, что завтра покину хотя бы иногда кажущийся безопасным дом и отправлюсь, быть может, на встречу с тем, кто едва не убил меня несколько недель назад, кто силен и могуществен.

Саша вздрагивает.

– Это глупо. Я не могу сидеть здесь вечно. И… – она сглатывает,– я знаю, что так правильно. Знаю что все, что произойдет будет правильным.

– Правильным? – кажется, Серафим удивлен. По-настоящему удивлен.

Саша кивает. Она толком не может описать, как именно в ее разуме сформировалось это понимание. Просто не может, но оно есть.

– Это как идти навстречу буре. Только ты знаешь, что так нужно, что это верная дорога, и нет на деле иного пути. Но буря не становится меньше от этого знания. И, – она добавляет чуть более растеряно, – я не знаю, для кого это «правильно». Не знаю, как все закончится. На деле, – Саша останавливается, словно ожидая, что наставник будет что-то говорить, но маг молчит, и она продолжает, – на деле, я даже не знаю, чем все закончится для меня, просто это… правильно. Так нужно.

Она поняла это… когда? Когда начальник принес документы? Когда они подводили итоги на собрании с шаурмой? Когда она увидела Паука впервые? Когда шла за Женей в темноту?

– Кому нужно?

– Я не знаю. Правда не знаю. И это страшит больше всего.

Только сказав это, Саша понимает, что сказанное – правда.

– Я просто… Я не откажусь и не убегу. Просто я не знаю, чем все кончится. И я знаю, что никто не скажет и никто не знает, ведь будущее изменчиво и все такое. Просто… Черт, когда погиб Виталик, меня выгнали с работы и я на последние деньги приехала на тот фестиваль, когда ты предложил последовать в кроличью нору, я не боялась потому, что терять было все равно нечего. Вообще нечего. А теперь… Я не знаю, что изменилось.

На деле – это было ложью. Саша знала. Прекрасно знала, что успела привязаться не только к Серафиму, несмотря на все недоговорённости между ними. Что за прошедшие дни она привыкла к Миклошу, которого то пыталась опекать, чувствуя ответственность за его появление здесь, то стараясь понять, удивляясь тому, как иногда могут отличаться люди, рожденные в разное время, друг от друга. Даже Карина, с которой она была едва знакома, имела какую-то внутренне располагающее к себе манеру, за которой не чувствовалось подвоха, несмотря на кучу глупых ситуаций, в которые по ее милости Саша попала и скорее всего еще попадет. Черт, да за прошедшие дни она привыкла и к странному, иррациональному теплу этого дома, ощущавшемуся и в прежние визиты, но теперь постоянно бывшему рядом.

Как только она уйдет отсюда – все это закончится. Миклош будет рядом… Но даже ее скромных способностей в прорицании было достаточно, чтобы понять, что это временно. Конец пути ей придется пройти в одиночестве.

– Будущее изменчиво, и потому никто не способен предсказать его в точности. Иначе многих вещей бы, разумеется, не случилось. Иначе бы тебе и не пришлось никуда ехать, тем более сейчас, – Серафим говорит мягко, но в его словах Саша чувствует отголоски многих чувств и большую искренность. Быть может, наставник и сам был бы не против сказать, что все непременно будет хорошо, но он этого не сделал. – Но я уверен, что это не последний наш с тобой разговор здесь.

Саша встречается взглядом с магом. Серафим смотрит с теплотой во взгляде.

– Никто не знает, что случится в точности, потому и я, и Кара, и Миша идем собственным путями, желая настичь Паука, а вы пойдете своим. Но это не значит, что, покинув порог этого дома, ты останешься со всем один на один. Есть связь, есть телефон, в конце концов. Но, Саша, даже если так сложится, что по каким-то причинам наше общение не будет возможно, помни, что на самом деле у тебя всегда есть ответы на все вопросы. Не только свои собственные, но и те, что дал бы я. Всегда.

Саша сглатывает, пытаясь понять, о чем говорит маг. Понимание, кажется, ускользает.

– Ты поймешь. Может, не сейчас, но поймешь. Когда оказываешься с кем-то по-настоящему рядом, то вольно или невольно поселяешь этого кого-то в свой разум. Навсегда.

Саша замирает, пораженная догадкой. Вопрос, на который однажды Серафим не ответил, а позже она уже не пыталась его задать.

– Человек в Черном, тот что приходил во снах в Свободе? Это был ты?

– И да, и нет. Думаю, твоего в нем куда больше, если судить по всем, что я о нем знаю.

– Но…как?

– Наш разум – удивительная штука. Неисчерпаемый источник тревог, бед и страхов – и разом кладезь знаний, сил, ресурсов, решений и тепла. Саша, я говорил это раньше и повторю сейчас – я не оставлю тебя, что бы не случилось. Помни об этом. Я знаю, что будут еще разговоры и еще слова. Здесь, а не только разделенными километрами. Я не все рассказал, ты не все узнала. Честно говоря, я не хотел бы, чтобы ты уходила. Хотя, признаю, та часть моего сердца, что связана с миром разума, говорит мне, что «правильно» это верное слово, хотя мне оно и не нравится. Но если ты хочешь…

– Нет, – Саша говорит это быстрее, чем понимает, что это тоже правильно. – Не пойми не так, я хочу… Но если я отступлю, если не шагну вперед, то страх останется навсегда. Я… я не знаю, почему так. Это просто чувство. Мне страшно, но я буду действовать. Иначе ведь нельзя. Паук не отстанет. И лучше заниматься делом, расстраивать планы, чем просто сидеть без дела. Так я могу что-то поменять.

Наставник только мягко улыбается.

– Мужество и храбрость, Саша, это вовсе не отсутствие страха, а умение принимать его, советоваться с ним и двигаться дальше, чувствуя его рядом и помня, что страх – лишь часть мира, а не весь мир. Вообще нет ничего, что было бы целым миром. И я, Мика, Кара, твой питомец, твои друзья, этот дом – это не весь мир. Но все это есть в мире, есть в твоем мире и будет в нем.

– Будущее неопределенно…

– Да. И потому людям дана уверенность и вера. И людям, и магам, даже старым и видевшим очень и очень много всякого. Ветер не утихнет сам собой, но я уверен, что ты в итоге останешься на ногах, даже после того, как он иссякнет. И даже если до того придется упасть – ветер иссякнет, выдохнется, а ты останешься.

Саша улыбается.

Будущее неопределенно. Но если Серафим, столько видевший, знающий явно куда больше о том, какие плохие вещи бывают, уверен в том, что не все так плохо… То само это понимание словно поселяет у нее в груди крошечный кусочек этой веры. Крошечный, но не исчезающий ни после короткого сна на рассвете, не после завтрака, не после мига, когда она покидает дом наставника. Кажется, этот кусочек веры теперь ее собственный.