Ана Мелех - Лёд. Рвущая грани

Попутно близнецы-садисты объясняли конструкты их языка, который звучал, как компромисс между горячо любимыми мной английским и немецким. Запоминать их мне было гораздо проще, чем пытаться найти в себе непонятную моей натуре эфемерную Силу, особенно, учитывая, что и немецкий, и английский я знала достаточно хорошо. При более глубоком знакомстве выяснилось, что основы всеобщего языка во многом отличаются и от немецкого, и от английского, зато удивительным образом схожи с родным русским.

С поисками неведомой Силы дела обстояли значительно хуже, я не понимала, чего от меня хотят. Ничего, из того, о чем говорили ребята, я в себе не ощущала, от этого злилась еще больше.

После инцидента с Сойрой ребята решили, что пока мне нечего делать в общей столовой, и приносили мне еду или в комнату, или прямо на поляну. Меня это устраивало. Я не страдала от недостатка общения – близнецы заполняли мои дни собой до отказа.

Однажды меня окольными коридорами провели на лекцию по истории миров. Ее читал уже знакомый мне пророк. Он все так же был завернут в длинные одежды, а в купе с черными волосами и отрывистым повествованием, он здорово напоминал профессора Снейпа из любимой книги детства. Только Коро был значительно моложе.

Ко времени посещения лекции я уже немного понимала всеобщий – языки всегда давались мне легко. Поэтому рассказ лектора показалось мне действительно интересным, хоть и фантастическим для человека, услышавшего о множественности миров всего пару дней назад.

Коро рассказывал, что в доступной нам системе находится двенадцать миров. Они расположены, как лепестки ромашки, однако ромашка эта не имела сердцевины. Поэтому из одного мира можно было попасть только в два соседних и никак иначе.

Он рассказывал то же, о чем говорили близнецы: наличие магии зависит от плотности граней этого мира. Мой мир – первый, он же Закрытый мир, обладает настолько прочными гранями, что Внешняя сила не может просачиваться сквозь них. По какой-то причине «ромашка» эта устроена так, что, чем выше порядковый номер мира, тем тоньше грани. Вот и выходит, что самые прочные грани в первом мире, а самые тонкие в двенадцатом, он же Семилун.

Коро еще много чего рассказывал, но я не все запомнила и уже тем более не все поняла. Но и того, что я услышала, мне было достаточно для долгих философских размышлений.

Во время лекции я несколько раз ловила на себе долгий взгляд темных глаз пророка, и к концу лекции меня обуревало еле сдерживаемое желание подойти к этому загадочному человеку. С какой целью, я так и не решила, но чувствовала, что сделать это просто необходимо. Но планам моим так и не суждено было сбыться, прямо перед ударом колокола, который оповещал об окончании занятия, близнецы вытолкнули меня в маленькую дверь в конце класса, через которую мы сюда и пришли. Я ребят понимала, они хотели, чтобы я встречалась как можно с меньшим количеством народа, хотя бы пока у меня не появится собственная сила, с помощью которой я могла бы защититься.

А защищаться тут явно бы пришлось. Даже Эндор однажды пришел за мной с огромным фингалом под глазом. Эсма быстро залечила его, даже не задавая вопросов, отчего я решила, что происходит такое не впервой. Из разговоров близнецов я поняла, что дедовщина процветает тут чуть ли не на законных основаниях. Может быть, это и был правильный метод воспитания будущих убийц, но мне он был непонятен, и я уже морально готовилась к тому моменту, когда во мне все же проснется Сила, и я из-за отсутствия элементарного опыта в делах магических, стану еще одной грушей для битья.

В режиме нон-стоп пролетели следующие восемь дней моего пребывания в восьмом мире, который носил название Холорон. Эндор забирал меня на рассвете, вел на лесной полигон и выматывал до кошмарного состояния. Эсма же выполняла, скорее, функцию моего личного доктора, следившего, чтоб я была не голодна и не почила смертью храбрых от побоев или переутомления. Она, как могла, мотивировала меня к тому, чтобы я сама попыталась залечить себе очередной ушиб, но с этим у меня было еще хуже, чем с желанием убивать, которое, признаться, уже периодически пробуждалось во мне по отношению к моему малолетнему мучителю. За восемь дней у меня дважды случались переломы – руки и ребра. Порой я почти готова была все бросить, но проблема была в том, что никто не позволил бы мне это сделать. Усилия Эсмы по моему питанию проходили даром, каждый день я замечала, что ключицы торчат все сильнее, а брюки все больше болтаются на талии. Мне это совсем не нравилось, потому что менять что-либо в своей фигуре я не собиралась, но измотанный физическими упражнениями организм моего мнения на этот счет совершенно не спрашивал.

Несмотря на все мои мытарства, на близнецов я не злилась. Как выяснилось, я была их заданием по практике и теперь рушила все их надежды на быстрое получение зачета.

С каждым днем ребята становились все более молчаливыми, и я все чаще замечала их тайные переглядывания. Чем больше времени проходило, тем больше у нас появлялось мыслей на тему того, что Айсайар мог ошибиться, и нет у меня никакого дара. Пусть раньше такого и не случалось, но я вполне могла стать досадным прецедентом. Практически у всех именно так и происходило (редко, когда пробуждение Силы наступало позже, чем на третий день), но только не у меня. Ни близнецы, ни я не выдвигали своих предположений на сей счет и продолжали проводить совершенно безнадежную кампанию по поиску у меня магических способностей.

Втайне я уже была почти уверена, что все так и останется, что никакой Силы во мне нет, и что, как только вернется мой похититель, он признает свою ошибку и отправит меня обратно в мой родной Закрытый мир, лишенный столь ценимой в других мирах магии.

Восьмой день стал для меня рубежным, и еще до захода солнца я свалилась на траву, широко раскинув немеющие от боли руки и ноги. Эндор опустил палку, выполняющую роль меча и бросил вопросительный взгляд на сестру.

– Я больше не могу, – прохрипела я на всеобщем языке, кое-как освоенном мной за прошедшую неделю. – Мне нужен перерыв.

Близнецы, как мне показалось, вздохнули с облегчением. Эндор отбросил свое орудие, плюхнулся прямо в пыль на вытоптанный нашими ногами и моим вечно падающим телом участок земли. Эсма отделилась от местной разновидности турника, которую подпирала до этого, и тоже подошла к нам, выжидающе глядя на мое вымотанное тельце.

– Дарья, ты не переживай, может Сила в тебе глубже, чем обычно, – внес свое предположение Эндор, поняв смысл предложенного мною перерыва.

– Ага, она в игле, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в зайце, – пробурчала я.

«Да нет во мне никакой Силы, как вы не поймете…» Я смотрела в лазурно-голубое небо, на котором не было ни единого облачка. Несмотря на бешеную, не проходящую даже Эсмиными стараниями усталость, именно сейчас мне было хорошо. Было ощущение облегчения, будто бы я избежала жуткой катастрофы. Казалось, именно катастрофой стало бы для меня приобретение силы.