Александр Мовчан - Золочёный фолиант. Сын морехода

– Да не в этом дело, Камлан! Дело в Справедливости! – Элдрин говорил это, явно испытывая смешанные чувства. – Не на ней ли держится наш мир… Я лишь возвращаю долги.

– Неправильная цель, мой друг, может привести к неверному пути. И ты никогда вовремя не поймёшь, когда свернёшь не туда.

– И всё же, – отмахнулся юноша, одолев уже больше половины кружки.

Трактирщик протяжно вздохнул.

– Если бы я тебя не знал, Элдрин, я бы решил, что ты в жилетку поплакаться пришёл. А это на тебя не похоже… Да и не захаживаешь ты сюда без повода. Что тебе всё-таки нужно?

Юноша наклонился вперёд, чтобы быть поближе к собеседнику. Корчмарь, поняв, что тема не потерпит чужих ушей, сделал то же самое.

– Уж очень я хочу познакомиться с этим таинственным похитителем удобрений. Украсть две бочки и не попасться… И что-то мне подсказывает, что не спроста это. Вряд ли какой-то фермер обнищал и подался в ремесло.

Элдрин пару раз оглянулся, прежде чем сказать следующие слова.

– Слыхал я, что в Броморе готовится нечто серьёзное завтра. Всех мундиров созывают. Говорят, что-то о некоем гербе Бромора… И раз поднимают такую суматоху, это не спроста, верно? И, думается мне, это может привлечь внимание не самых доброжелательных личностей. У тебя тут многие бывают, наверняка о многом судачат…

Камлан, раздумывая, плотно сжал губы.

– Ты уверен, что хочешь в это вмешиваться? Чего ты вообще хочешь добиться от этой встречи?

– Пока не знаю, – юноша отодвинул полупустую кружку в сторону. – Сперва познакомимся… А дальше, как пойдёт.

Трактирщик тяжело выдохнул.

– Захаживали давеча ко мне пару стражей. Пили, ели, говорили. И вот один из них, залив за шиворот несколько рюмок ржаной, разговорился. Пропуская сетования, завтра в полдень по Торговой Площади торжественно провезут герб Бромора из чистого золота, об этом, кстати, сегодня объявляли несколько раз. Это подарок Принца каждому поселению Королевства в честь первого тысячелетия Одрии. Везут его из самого Ильтура, поэтому, я думаю, сопровождать процессию будут как раз-таки столичные стражи, а наши же им будут просто помогать. Поэтому, что-то подсказывает мне, что даже если этот твой «неприятель» и возьмётся за это дело – его никто не будет ждать с распростёртыми объятиями…

Элдрин задумался, но ненадолго.

– Замечательно!

– Замечательно? – открыто недоумевал Камлан.

– Конечно! Посмотрю на этого вора во всей красе. Похитить предмет, ценой в небольшую деревеньку посреди площади, полной людей, да ещё и на глазах у ильтурских стражей… Это было бы превосходно!

– Ох, Элдрин, с годами я начинаю понимать тебя всё меньше…

Их диалог был прерван звучным мужским голосом. Худощавый длинноволосый блондин вещал со сцены:

– И снова здравствуйте, друзья! Продолжим? Следующая песня посвящается именно вам! Тем, на чьи твёрдые плечи опираются города!

– Ха, что сейчас начнётся, – усмехнулся трактирщик.

Уголки его губ во время этой фразы неохотно поползли вверх, а вот в зелёных глазах отразились тревога и грусть. Видимо, Камлан знал, о чём говорил тот артист.

Заиграла музыка. Она была медленной, размеренной… Будто музыканты вместо отдыха в подсобке всё это время двигали тяжёлые шкафы. Даже лысый скрипач не хотел играть, а просто лениво качался из стороны в сторону. Ранее вещавший со сцены забренчал на лютне и запел:

«День близится к концу, почти закат.

Работал ты как волк, как мул устал.

Но возвращаться в дом отнюдь не рад –

Жена уж приготовила скандал!

Погрыз твои ботинки мерзкий пёс,

От плачущих детей бежишь в сортир,

Дурные вести лекарь твой принёс…

Ты плюнь на всё и приходи в трактир!»

Тут филонящий скрипач с возгласом «ха» широко раздвинул ноги, твёрдо упёршись ими в пол, резко изменился в лице и задорно принялся играть.

Это буквально подхлестнуло постояльцев. В зале почувствовалось оживление. Элдрин и сам ощутил лёгкое желание пуститься в пляс.

Певец отложил в сторону лютню и начал расхаживать по сцене, будто обращаясь словами песни то к одной части зрителей, то к другой:

«Здесь места не нашла беда,

Что льётся через край.

Ты приходи скорей сюда,

Побольше наливай!

Работа коль твоя – помёт,

Ты сел давно на мель,

Тогда тебя, мой друг, спасёт

Хмельной медовый эль!

А если вдруг совсем не здрав,

Не в шутку занемог,

Забудь про горький привкус трав,

Хлебни отменный грог!

Коробит душу коль твою,

Несчастен ты давно,

Как страшный сон утопит всю

Печаль в себе вино!

Хозяин каждому здесь рад,

Его страшится хмарь.

И лучший друг, почти как брат

Для всех вокруг корчмарь!

И лучший друг, почти как брат

Для всех вокруг корчмарь!»

Ещё к середине куплета в зале началось настоящее безумие. Пьяное веселье переросло в массовую драку. Летели стулья, летели люди, бились стёкла, а музыканты со сцены своим задорным пением будто бы воодушевляли дерущихся. Когда одного из пьяных мужиков забросили на сцену, скрипач сперва помог ему встать, а после «подтолкнул» ногой под задницу так, что тот влетел в небольшую группу здоровяков, доселе избегавших «веселья». Но после этого инцидента непричастных к потасовке в зале не осталось. Даже Элдрину пришлось увёртываться от неожиданно вылетавших из толпы менее удачливых бойцов.

В трактир ворвалась пятёрка стражников. Они весьма напористо принялись разнимать дерущихся, попутно одаривая их крепкими ударами дубинок. И всё бы дальше шло гладко, но один из драчунов зарядил одному из мундиров прямо в лицо. Многие в тот момент переглянулись, пожали плечами и целенаправленно пошли в сторону стражей, заставляя их отступать.

Всё это продолжалось, пока все посетители не попадали – кто от усталости, кто от опьянения, а кто по иным известным всем причинам… И когда последний из них опустился на пол, музыканты вновь вернулись к своему первоначальному «ленивому» ритму:

«И вот к рассвету ты бредёшь домой.

Нет куртки, шляпы нет, разбит кисет.

Собака на тебя рычит с женой,

Но ты лишь улыбнёшься им в ответ!»

На последних словах музыканты перестали играть. Аплодисментов они, разумеется, не дождались, хотя им, скорее всего, было и не до них – воздух вокруг них вдруг будто стал вязким; каждый из них почувствовал на себе тяжёлый и гневный взгляд Камлана, который заставил их как можно скорее покинуть сцену.

Когда музыканты ушли, единственное, что мешало воцариться тишине – это бормотание и низкий приглушенный гогот. Вдруг кто-то неожиданно осознал, что музыка затихла, и решил заменить артистов, не поднимаясь на сцену. Очень стараясь, насколько это было возможно в его состоянии, он что-то попытался пропеть. Но, даже не успев договорить какую-то фразу до конца, мужик рухнул на пол и захрапел.