Владимир Волоцкий - Рис

– Часто по нашим меркам, не по твоим. Иногда мы не видимся по нескольку сезонов, а то и году, но это вовсе не значит, что мы в ссоре. Просто нет нужды встречаться. Захочет поболтать, прилетит. Хотя лучше было бы, чтобы он увлёкся чем-нибудь и забыл обо мне на какое-то время.

– Ты за меня беспокоишься? – понял бескрылый. – Не волнуйся, я спрячусь.

– Ты, возможно, и успеешь забиться в какую-нибудь щель в скалах, – кивнул я, – а вот следы твоего существования быстро скрыть не получится. Думаешь, Алой поверит, что я сложил этот шалаш? Или обрёл вкус к палёной пище?

– Разве это место не твой дом? – нахмурился бескрылый. – В низине говорят: «Серые скалы – урочище Риса. Синие камни – гнездо Алоя». Это не так?

– Так, – удивился я. Похоже, люди в низине знали о нас чересчур много для существ, никогда не забиравшихся в горы.

– Почему же ты боишься, что он найдёт меня здесь?

– Я не боюсь. Ты должен бояться.

– Разве ты не сможешь меня защитить? – озадаченно спросил бескрылый.

– Зачем мне это делать? – не менее озадаченно переспросил я.

– Но… ты же спас меня… заботился обо мне. Разве есть разница в том, кто хочет отнять у меня жизнь, камни, голод или Алой?

Ещё одна мысль, которую надо обдумать. Это существо своим появлением значительно усложнило моё существование. Я уже несколько сотен лет так много не говорил, не вспоминал и не думал. Одна часть меня противилась этому, а другая – радовалась.

– Я не позволю ему убить тебя, – наконец сказал я. – Не знаю почему, но мне не хочется видеть твою смерть. Только он ведь может прилететь и в моё отсутствие. Скоро зима, в сильные холода я всегда зарываюсь в снег и сплю. А Алой не осторожничает. Он летает в любое время. Может найти тебя и напасть.

– Будем надеяться, что снег замаскирует следы моего пребывания здесь, – рассеянно отмахнулся бескрылый. – Скорее я рискую умереть от холода, чем от руки Алоя. Весь сушняк на плато я уже собрал. Осталось только сломать деревце у источника, и дров больше не будет. Да и с едой будет туго. Прыгуны на зиму спускаются с гор.

– Это верно, – подтвердил я. – Сначала прыгуны, потом кроффы. А ящеры впадают в спячку. Скоро здесь ни единой живой души не останется. Только птицы.

– Вот-вот, – кивнул бескрылый. – А запасов на зиму я сделать не успел. Только закоптил несколько рыбин да пару снежных прыгунов засолил. Ну, ещё немного ягод. И дров совсем не осталось.

– Научись спускаться в распадок, – посоветовал я. – Говоришь, Творец дал тебе разум, так воспользуйся даром.

Видно, бескрылый внял совету. И когда снег в горах начал темнеть, по склонам побежали ручьи, а снежные прыгуны вновь вернулись на вершины, он был всё ещё жив. И даже окреп.

Одежда, в которой бескрылый пришёл в горы, совсем износилась. Он сшил себе новую из шкур снежных прыгунов. Их мех позволил ему пережить сильные морозы. Мех и огонь. За дровами он спускался в распадок по верёвке, и на ней же поднимал наверх вязанки хвороста.

Несколько раз за зиму я приносил ему рыбу. Но основной пищей, я думаю, у него были птицы, зимующие в распадках. Он наловчился ставить на них силки.

В один из первых хороших, по-настоящему весенних дней, когда я спустился на плато, бескрылый жарил несколько маленьких птиц, нанизав их на прутик.

– Вот и весна пришла, Рис! – крикнул он, завидев меня. И рассмеялся. – Конец царству Алоя! – Он принялся прыгать вокруг очага, выкрикивая бессмысленные слова.

– Алой вовсе не любит зиму, – буркнул я, удивлённый его возбуждением. – Почему ты ведёшь себя, как крофф во время гона?

– А разве тебе не весело? – улыбнулся он. – Солнце светит, снег тает, пахнет весной. Это ли не повод для радости?

– Просто ещё один сезон кончается, – равнодушно отозвался я. – Время линьки.

– Линьки? – заинтересовался бескрылый. – Ты имеешь в виду зверей или змей?

– Не только. – Я потёр плечо, и кусок старой, шершавой кожи пошёл трещинками, сквозь них виднелась блестящая, новая. – Скоро придётся наведаться к горячим источникам. В тёплой воде хорошо отходит старая кожа.

– Возьми меня с собой, Рис. Пожалуйста. – Бескрылый умоляюще сложил руки. – Там, где тебе час лету, мне пешком не дойти и за неделю. Прошу тебя.

– Ладно, – отозвался я. – Возьму.

– Горячая вода! – воскликнул бескрылый и снова принялся прыгать. – Для счастья мне не хватало только горячей воды! Жаль только, чистой одежды нет. Мои старые вещи совсем расползлись. Уж и чинить нечего.

– Можно сшить новые, – задумчиво предложил я. – Ты умеешь ткать?

– Что? – не понял бескрылый.

Я кивнул:

– Ага. Всё так. Алой никогда не любил этого занятия, вот и не научил ему людей с равнины. Я знаю, заметил, что одежда твоя вязаная, а не тканая.

– Научишь меня?

– Это несложно. Только нужно дождаться, когда снег сойдёт.

Между лесом и степью длинной полосой, упиравшейся в болота на юге, рос тростник. В то время, когда мы с Алоем придумывали себе развлечения, этот тростник хорошо послужил нам. Полые трубки, лёгкие и прочные, шли на дудочки, рукоятки для мотыг и лопат, опоры для навесов и основу для ткацкого станка. Алой всё время что-то изобретал – музыкальные инструменты, круг, чтобы лепить из глины, механизм, заставляющий воду подниматься вверх, и многое другое. Но ткать – придумал я. Правда, освоив это занятие, я сразу его забросил, и станок, на котором я ткал себе тот саронг, что ношу до сих пор, уже давно сгнил. Да и сам саронг поизносился, пора сшить новый. А для этого придётся снова собрать станок и соткать полотно. Заодно и бескрылого научу.

Три раза я летал в тростниковые заросли и приносил вязанки гладких и прочных, уже очищенных стволов.

Когда в распадках сошёл снег, я велел бескрылому собрать джут – стебли сухой волокнистой травы с кисточками на концах. Он принёс несколько охапок, и мы замочили его, натаскав воды в глубокую выемку в камне.

Я научил бескрылого разминать и сушить джут, и пока он занимался этим, собрал станок из стволов тростника.

Когда джут превратился в жёлтые мягкие волокна, я засадил бескрылого прясть. Его тонкие, подвижные пальцы оказались ловчее моих. Он гораздо быстрее и лучше справился с задачей, чем сделал бы я. И вскоре мы имели несколько мотков прочной нити.

Я заправил нить в станок и показал бескрылому, как опускается рама и куда надо продевать нить. Он быстро научился, и вскоре на камнях перед его шалашом уже сушились готовые, выстиранные полотна.

За рыбьими костями к морю летать не пришлось. У бескрылого имелась железная грубой ковки игла. Ловко орудуя ею, он сшил мне саронг, а себе пару штанов, рубаху и куртку из двойной ткани, подбитую мехом снежного прыгуна.

Но процесс так восхитил его, что он никак не мог остановиться. Когда бы я ни прилетел на плато, он всё время был занят – то собирал траву, то замачивал, то ткал. Он даже улучшил конструкцию станка, придумал несколько приспособлений для упрощения работы. Его ткань получалась мягче и ровнее, чем моя.