Денис Игумнов - Клей

Троица Тулякова получила промежуточный статус и уже год трудилась, как полунезависимая научно-исследовательская единица. Лаборатория под руководством профессора Силова работала над проблемой синтеза многомерных белковых структур, а им, новичкам, дали свою тему из общей программы исследований, ту которая им, троим, оказалась наиболее близка. Силов ставил перед собой, а значит, и перед своими сотрудниками, задачу поиска путей дезактивации химических и, в особенности, радиоактивных отходов при помощи происходящих в живых структурах, например, таких как бактерии, процессов биохимических превращений. Интересная многомерная задача, которая бывших студентов зажигала лишь отчасти. Они, объединившись умами, вели поиск в несколько ином направлении, которое сулило им стать первопроходцами по вновь открываемым ими землям биотрансмутации.

– Ну, и чего ты нас сюда притащил? – спросил хмурого Борю Данила. – На зверушек посмотреть, да?

– Наш Боренька думает, что раз ему нечем в воскресенье заняться, то и нам тоже делать нечего, – выразила недовольство Вера. Она хотела прогуляться со своим новым ухажёром, а Боря ей все планы по опустошению карманов богатенького красавчика павлина обломал.

– Нет. Дело серьёзное. Мне удалось решить задачу, мы теперь сможем обойти энергетический барьер. Не будет излишнего выделения тепла и уровень радиации останется в норме.

Данила фыркнул. По сравнению с задохликом Борей он выглядел как кинозвезда, герой боевиков. Высокий, статный, широкоплечий, с кипенной белозубой улыбкой. Мечта всех периодически менструирующих личностей. Фыркая, он выказывал презрение очередной идейке Тулякова. Сколько их уже он выдал, и ни одна не сработала. Ясно, они уткнулись в тупик, и выхода из него не намечалось. Он уже начинал разочаровываться в их строенном гении. Вера его сомнения поддерживала, день ото дня становясь всё более нервной, вспыльчивой, показывая своё стервозное нутро.

– Фрррр. Опять. Сколько ты уже всего предлагал. Ничего, Боря, не сработало. Так?

– Пойдёмте, покормим слонов.

– Слонов? Ты опупел? – горячился Данила.

– Слонов иди сам корми, а я пошла. – Вера, надувшись, повернулась к мальчикам гордой прямой спиной.

– Постойте. Я вам всё объясню. Мне, признаться, при виде слонов думается лучше. Пошли, а? – Боря жалобно улыбнулся.

– Хорошо. Но это в последний раз, Туляков, – смилостивилась Вера. Какая бы они ни была стервочка, Борю она уважала за отменно работающие мозги. Умный парнишка, хоть и редкостный задрот. Вера, сама очень даже неглупая женщина, уважала умных и использовала богатых.

Данила, подчинившись большинству, пристроившись в хвост, поплёлся следом за товарищами, от нечего делать наблюдая за жизнью в неволе всяких взятых в плен человеком зверушек.

Объект под номером 1771/Х построили всего за четыре месяца. На берегу Японского моря, в бухте Валентина выросло циклопическое приземистое здание из тёмно-серого бетона, скованного стальными пальцами балок, без окон и видимых дверей, с одним круглым, накрытым линзой глаза – диаметром пять метров – отверстием на крыше. Вокруг здания военные возвели несколько охранных периметров – заборы с колючей проволокой, полосы контроля, роботизированные комплексы охраны, ну и вышки с засевшими на них, в пуленепробиваемых колпаках будок пулемётчиками-снайперами. Команде Тулякова предоставили все ресурсы, в которых они нуждались. Они получили даже то оборудование, о котором не слышали и которое не требовали. Опытную базу по испытанию их установки биотрансмутации оборудовали по высшему классу. За предоставленные армейскими кураторами проекта возможности молодым исследователям пришлось заплатить – они лишились части своей исследовательской независимости. Их мягко направляли к нужной венному министерству цели. Они это понимали и не бунтовали, в конце концов им в полной мере дали реализовать их научный потенциал и помогли увидеть воочию результат их трудов.

На пятницу тринадцатого назначили проведение первого эксперимента проекта, названного в честь персонажа древнегреческого эпоса – «Медуза Горгона». Перед экспериментом ребята нервничали. Сильнее всех – Туляков, а меньше всех – Эпель. Данила свято верил в свою звезду, и что с ним-то ничего плохого случиться никак не может. Он добьётся всего, что пожелает, не для него людские законы писаны. Херня, конечно, случается в жизни, но только не в его.

Утром, раньше всех представителей персонала, обслуживающего установку, в зал центральной лаборатории вышли трое учёных гениев. Стены мерцали подмигивающими им радостными огоньками светодиодов, Туляков с командой по кругу обходил установленную по центру зала, под глазом отверстия на крыше, банку бассейна агрегата. Через толстые прозрачные стенки бассейна просвечивала лаймовая муть, там жило и пульсировало их общее детище – сердце всего проекта, гигантская, искусственно выращенная геномодифицированная медуза. Бесполое, а точнее – двуполое существо, способное к самооплодотворению в подходящих для размножения, заданных генными инженерами условиях. Вытянутая в форму кальмара медуза работала генератором биотрансмутации. Слизистое нечто перекатывалась в стеклянной клетке, трогая щупальцами прозрачные преграды, всякий раз отзываясь на соприкосновения с предметами веснушками синих огоньков волной трепета, идущей из головной части существа к низу, к самой бахроме мерно покачивающейся под водой окантовке студенистого купола медузы. Оно копило в себе, вынашивало силы, способные изменить мир. Продукты распада, отходы перегрева её жизненных систем, работавших на холостом ходу в ожидании сеанса, отсасывались со дна бассейна и поступали в камеру дезактивации. Медуза, плескаясь в водном растворе электролита, приспособленная к искусственно созданным условиям её существования и защищённая генетическим механизмом выработки защитной слизи с изменённым типом дыхания, опухала беременностью невиданной доселе химической благодати.

У Веры медуза, биологическую модель которой ей пришлось строить сначала на сверхмощном компьютере, а потом выращивать первичные клетки и, как кирпичики, их использовать при конструировании химерного организма на три D принтере, вызывала стойкое чувство отвращения. Чудище Франкенштейна, в рождении которого ей пришлось принимать участие, отнюдь её не радовало. Она интуитивно чувствовала вину за содеянное. Ну не мог этот трёхтонный комок розовой слизи принести человечеству никакую пользу.

Илья Эпель испытывал, в отличие от Веры, непреодолимую тягу к этому желейному чуду второй природы. Он занимался генной перестановкой, взяв за основу геном сразу нескольких бактерий. Эпель с нуля разработал методику превращения тела медузы в фабрику по биотрансмутации искомой группы элементов периодической таблицы. Осеменив зародыш мутанта медузы вытянутыми из бактериальных штаммов отформатированными и размноженными ниточками последовательностей нуклеотидов, он получил соответствие между выданным ему Туляковым техзаданием и результатом. Теперь он хотел ощутить подушечками пальцев всю упругую, скользкую прелесть своих трудов. Он, не раздумывая бы, рыбкой прыгнул в бассейн, туда, к медузе, если бы не отдавал себе отчёт в том, чем это грозило. Не вода убаюкивала монстра, а токсичный раствор, чрезвычайно вредный для здоровья любого героического ныряльщика.