Джуди И. Линн - Книга чая. Магия, пропитанная ядом

Я все еще дочь своей мамы.

Я прочищаю горло, чтобы повысить голос, дабы все смогли меня услышать.

– Я из Су, Ваше Высочество, – я обращаюсь прямо к принцессе – лишь едва уловимый изгиб ее брови указывает на удивление. Моя сестра точно бы поняла, что я говорю невпопад, только чтобы не дрожать всем телом, но я слишком поздно соображаю, что, возможно, действую чересчур прямолинейно, ведь мне не знакомы все тонкости этикета. Мне остается только продолжать, несмотря на допущенную ошибку. – Известный поэт Бай однажды написал стихотворение о моей провинции.

Среди людей в толпе раздается тихий ропот, но я не обращаю на них никакого внимания и начинаю с того, что снимаю крышки с банок и ставлю их на черный поднос.

– Фигуры трудятся на дальних холмах. – Я вытаскиваю из банки скрученные шарики чайных листьев и опускаю их один за другим на дно чашки. Я вызываю в воображении образ себя и Шу, как мы кубарем скатываемся с холмов мимо чайных деревьев у дома. Мы с сестрой смеемся, даже когда наши корзины с собранными листьями падают вместе с нами и весь с трудом собранный чай оказывается на наших волосах и одежде. Чай для меня – это дом, радость и семья.

– Туман размывает их вдалеке. – Вода льется на чай, пар поднимается вверх и обжигает мои щеки, когда я наклоняюсь над ним. На мгновение ощущаю слезы, которым я позволяю пролиться только в уединении ночи. Боковым зрением я замечаю, что лицо принцессы смягчается. Я чувствую ее печальное воспоминание, которое вызвано силой чая.

– Пока я отдыхаю, подают чай. – Я взбалтываю чай и наливаю его в чайник, чтобы дать ему отстояться, жидкость исчезает, когда я представляю поэта, который полулежа наблюдает за моей родиной через окно.

– Мои пальцы перепачканы в чернилах. – Вместо того чтобы воспользоваться щипцами, я отбираю прямо пальцами по три лепестка османтуса и опускаю их в каждую чашку. Ладонь Старейшины Го слегка раскрывается, словно она ловит цветы, вспоминая, как и она тоже когда-то, будучи маленькой девочкой, танцевала среди лепестков.

– Нет ничего блаженнее ароматного запаха зелени.

«Это просто-напросто человеческие руки», – еще одно излюбленное изречение моей мамы. Она говорила так всякий раз, когда кто-то указывал на одну из множества моих ошибок, например на пожар, который когда-то уничтожил наши поля, или на то, когда я перешла путь губернатору Вану, тем самым вызвав его гнев и еще больше усугубив ситуацию. «Руки человека совершают ошибки, Нин, но эти руки были дарованы нам богами. Мы пользуемся ими, чтобы загладить вину и совершать хорошие поступки».

Вот о чем этот напиток. Его вкус – то, как быть человеком. Вкус того, как совершать ошибки. Вкус того, как снова чувствовать себя молодым. Это напоминание о том, что порой мы – трудяги, но иногда мы можем и отдохнуть.

Завершающий этап – разливаю напиток. Чай, который я выбрала, почти не подвергался солнечной обработке, поэтому бо́льшая часть аромата сохранилась в листьях. Остается и крошечный намек на присутствие зелени, которая ласкает края лепестков цветка. Все это напоминает мне о росте, который стремится к свету…

– Да как она посмела?!

Я не успеваю налюбоваться своей работой, поскольку резкая боль пронзает мне руку, когда самая ближняя ко мне чашка разбивается. Я слишком шокирована, чтобы как-то отреагировать. До меня доносятся удивленные возгласы, когда маркиз Куан встает, обвиняюще указывая пальцем в мою сторону.

Пар рассеивается, и воспоминания, которые я так бережно взращивала, рассыпаются в прах. Канцлер Чжоу моргает, явно смутившись и нахмурив брови, словно он очнулся после приятного сновидения. Изумление на лице Старейшины Го снова сглаживается, превращаясь в маску.

– Ты что же, высмеиваешь это состязание? – рычит маркиз, брызжа слюной. – Она смеет цитировать революционера Бая? Она считает, что мы потакаем неверным, баловни судьбы?!

Мои внутренности дрожат от страха, я смотрю себе под ноги, не желая, чтобы лицо с прежней легкостью выдавало все эмоции. И в особенности мои не слишком уж уважительные мысли о дворянах с этими их нежными сердцами и тонкой, словно бумага, кожей.

– Достопочтенный, – осторожно отвечаю я. – Слова поэта Бая лишь намекают на то, что чай – напиток не только поэтов, но и простых крестьян. Им могут наслаждаться самые низкие слои населения, такие как фермеры, а также высшие чины двора, как и подобает вашему высокому статусу.

Я сглатываю. Это стихотворение всегда казалось мне особенным. У меня и в мыслях не было, что оно было написано революционером. Но сейчас в памяти всплывает история о том, как обезглавили поэта Бая, и я осознаю, что, похоже, допустила серьезную ошибку.

– Эта… эта чашка демонстрирует мою… мою радость, которую я испытываю от того, что присутствую здесь сегодня, – я заикаюсь. Все, что я слышу – это голос моего отца, который наказывает меня, сетуя на то, что я совершила очередную глупость.

В толпе справа от меня раздается гул – смесь голосов, которые звучат одновременно.

– Оставьте ее в покое! – выкрикивает кто-то.

К нему присоединяется еще один голос:

– Она говорит правду!

Напряжение в воздухе возрастает, словно кастрюля с кипящей водой, которая вот-вот выльется.

– Мой дорогой маркиз, – говорит великий канцлер, когда он обходит стол и кладет руку на плечо дворянина. Он выглядит спокойным, даже удивленным. Хотя канцлер и наклоняется, будто подчеркивая, что его слова предназначаются только для узкого круга лиц, голос его звучит достаточно громко, чтобы его смогли услышать все собравшиеся. – Разве вы не понимаете? Мы должны похвалить вдовствующую императрицу, ибо мы можем заявить всему миру, что даже наши крестьяне могут свободно цитировать стихи!

По залу прокатывается смех, волнение немного утихает. Все взоры прикованы к маркизу и канцлеру. Маркиз все еще пребывает в ярости, но канцлер улыбается, явно намереваясь вернуть соревнованию былое праздничное настроение. Но со своего места мне отчетливо видно то, с какой силой его рука сжимает плечо маркиза. Красноречивое предупреждение, чтобы тот не продолжал развивать тему.

Я рада, что, кажется, канцлер Чжоу на моей стороне – возможно, мне удастся выбраться из этой переделки невредимой.

Но не успела я выдохнуть, как внезапный свист пронзает тьму, а на смену ему раздается глухой удар.

Из центра судейского стола торчит, покачиваясь, стрела.

Я отшатываюсь назад, воздух наполняется вздохами и криками, затем раздается грохот от ударов ботинок по земле. Резкое движение справа от меня, и прикосновение ткани к моей руке. В воздухе развивается фиолетовый плащ, а вдали телохранительница принцессы перепрыгивает через головы. Если человек, который выпустил стрелу, все еще в толпе, то она его найдет.