Натали О`Найт - Зеркало грядущего

Король Вилер проводил встревоженным взглядом молчаливых вышколенных слуг, чьи ловкие, многоопытные руки бережно подхватили его сумасбродного племянника, почти незаметным движением вытерли тонкой льняной тканью мучнистое лицо, по-детски вымазанное в душистом укропном соусе, и осторожно увели его через укромную боковую дверцу, прорубленную в незапамятные времена, для того чтобы владыки Аквилонии могли свободно входить и покидать пиршественную залу, когда в том возникнет необходимость.

Суровому властителю «жемчужины Запада» смолоду претила человеческая слабость, и потому сейчас он лишь усилием воли сумел скрыть разочарование и досаду, не желая давать лишний повод для толков праздным болтунам. Он не мог понять, что творится с сыном его безвременно почившего брата, маркграфа Серьена. Вилер пожалел, что не прислушался повнимательнее к ужимистым недоговоркам придворных, обсуждавших сегодняшнюю охоту – возможно, это что-то бы прояснило. Не стоило отмахиваться столь презрительно от их сбивчивых торопливых речей, но все эти охи и вздохи, и досужие россказни о лесных демонах не вызывали у правителя ничего, кроме раздражения, и он не мог заставить себя принять их всерьез.

Вилер Третий был хорошим королем для Аквилонии. Он был в меру жесток, в меру милосерден и честно служил своей стране, не разменивая себя на пестование мелочных придворных интриг, чем грешили многие из его предшественников. Он презирал льстецов, ненавидел трусов, сторонился глупцов и никогда не пользовался услугами придворных магов, справедливо полагая, что хорошо заточенный меч и пара сильных рук стоят куда больше, чем все бормотание чернокнижников.

Вилеру пришлось немало потрудиться, прежде чем золотой обруч аквилонских владык украсил его уже изрядно поседевшую голову. После смерти короля Хагена его дети, Вилер, Серьен и Фредегонда, получили в наследство каждый свою треть страны, что возникла и расцвела на месте старой Валузии. Превыше всего Хаген страшился распрей за власть среди своих преемников, и потому, чуя свою кончину, в присутствии Альгиуса – тогдашнего верховного жреца Солнцеликого – он взял с них клятву жить в мире между собой, каждому в своей провинции. Вилеру по жребию достался Гандерланд, Серьену – Тауран, Фредегонде – Шамар. Центральная часть королевства также была поделена слабеющей рукой Хагена натрое и присоединена к основным землям каждого из наследников.

Минуло пять зим, и маркграф Серьен неожиданно скончался. Злые языки нашептывали, будто это дело рук верных конфидентов владетеля Гандерланда, – мол, по его наущению, отвар цикуты был подмешан в пирог с дичью. Как бы то ни было, похоронив с почестями мужа, Госвинта, безутешная вдова, вынуждена была обратиться к деверю, моля будущего владыку Аквилонии о покровительстве и защите, в обмен на принадлежавшие ее почившему в бозе супругу плодородные земли Таурана. Сказать по правде, ей ничего не оставалось другого – разбойный Пуантен давно точил зубы на сей благословенный край, а вздорные, думающие лишь о выгоде для своей казны дворяне, которых слабой женщине не под силу оказалось призвать к порядку, не прочь были при первой же возможности отречься от всех данных прежде клятв и обетов, переметнувшись к тому же графу Эльверу Пуантенскому, отцу Троцеро, нынешнего хозяина юго-западе Аквилонии. Вилер тепло принял Госвинту с малолетним Нумедидесом и железной рукой подавил зреющую смуту, приструнив нерадивых ленников. С тех пор его владения простирались от суровых северных лесов до луговых пойм юга…

А еще четыре зимы спустя его венценосная сестра Фредегонда, вдовствующая королева Шамара, также была вынуждена принести брату свой скипетр на бархатной подушке, не в силах совладать с обнаглевшими отрядами офирцев, безнаказанно хозяйничавших в долине реки Тайбор. Фредегонда потеряла мужа, еще когда Валерий был совсем мальчишкой; ее супруг, герцог Антуйский, сложил голову при осаде Венариума. Вилер благосклонно принял вотчину сестры и во главе своей победоносной армии оттеснил захватчиков до самой Ианты, присоединив значительный кусок бывших офирских земель к своему королевству.

С тех пор Вилер единовластно правил восстановленной Аквилонией и, после того, как был заключен союз с Пуантеном, мир и согласие воцарились на ее зеленых холмах. Он мечтал раздвинуть границы державы, сделать свою страну столь же могущественной, какой была древняя Валузия в эпоху правления легендарного короля Кулла. При Вилере сократили налоги – ремесленники и купцы смогли вздохнуть посвободнее; во всей Аквилонии возобладали единые законы, положив конец бесчинству мелкоудельных князьков; Тарантия стала чеканить золотую монету с профилем Вилера Третьего, а на смену разномастной кучке дружин, как водилось при Хагене, пришли хорошо обученные профессиональные отряды единой аквилонской армии, в которую охотно стали набирать сведущих в военном искусстве чужеземных наемников с их Вольными Отрядами, которые после пяти зим службы, если было на то их желание, имели право получить аквилонское гражданство, делающее их полноправными подданными достославного Вилера Третьего.

В сытой, чистой, замощенной столице не смолкали цитры, тамбурины и арфы, на ярмарочных майданах поражали честной народ своим умением жонглеры, мимы, канатные плясуны и прочие бродячие комедианты, а в аквилонских деревнях румяные широколицые крестьяне в деревянных шабо танцевали вечерами потешный бурре, танец валонских дровосеков, не опасаясь, что нагрянут невесть откуда дикие орды, станут жечь поля и ометы, убивать, насиловать и грабить.

В начале третьего весеннего месяца стал праздноваться «день королей», приуроченный к кануну рождения правящего императора Аквилонии, когда довольные подданные после искрометного карнавала возносили хвалу Вилеру Третьему и приносили обильные жертвы Митре в благодарность за то, что его милостью стране наконец был дарован столь достойный правитель.

В молодости королю часто приходилось спать на холодной земле, прикрывшись простым солдатским плащом, и он не успел еще забыть, как гудят ладони от тяжелого двуручного меча, когда помашешь им несколько часов кряду, разя врагов – но за всю его жизнь ему ни разу не приходилось сталкиваться с силами Тьмы. Лишь из пышных баллад менестрелей, большинству из которых было мало веры, знал он о темной нечисти, порожденной зловещим Сетом, об огромных оборотнях-вервольфах, рыщущих ночами в поисках одиноких путников; о загадочных остроухих сатирах, которые, как говорят, обитают в глуши Броцельонского леса и странными звуками своих свирелей заставляют двигаться с места скалы и деревья; о зловещих немедийских карликах-лепреконах, стерегущих свои кровавые клады; о Дикой Охоте – орде призрачных рыцарей, наводящих ужас на жителей предгорья Карпашских гор, и многом, многом другом.