Натали О`Найт - Время жалящих стрел

Валерий вновь огляделся по сторонам.

Нет, вокруг все было мирно, ничего необычного, и он невольно сам поверил, что стал жертвой пустых страхов. Так ему скоро, как в детстве, станут мерещиться пучеглазые оборотни под кроватью!.. Он с сомнением покачал головой. Но чувство тревоги упорно не желало оставлять его.

Но вот наконец был допет последний гимн обряда, павшим обещана милость Митры в его светлых чертогах, где они обретут вечное блаженство и славу… Один из жрецов выступил вперед и, вытянув ритуальный кинжал из ножен, что висели у него на груди, опустился перед королем на колени.

Вилер протянул руку к клинку.

Верховный жрец Декситей начал подниматься на возвышение, где стоял бык, готовясь, приняв нож из рук короля, пролить священную кровь в подставленную янтарную чашу.

И в этот миг все тело жреца, стоявшего перед королем на коленях, вдруг как-то странно выгнулось, точно его били судороги. Он согнулся пополам, точно неведомые силы пытались завязать его узлом – а затем, распрямился, подобно натянутой до отказа тетиве. Рука его с обнаженным кинжалом взмыла вверх…

Но что это? Валерию показалось… Нет, он готов был поклясться, что неведомый жрец борется с ритуальным ножом. Он прищурил глаза. Нет! Это не ритуальный нож – тот прямой с простой ручкой, а этот искривленный, словно туранский ятаган.

Вот оно! То. Чего. Он. Боялся. Пришло!

В клинок словно вселился демон, он рвался к груди короля, разрезая в кровь руки несчастного жреца, кромсая его ладони, точно взбесившийся пес. Валерий почувствовал, как струйки холодного пота потекли по его спине.

Магия! Черная магия! Клинок заколдован. Но как такое могло случиться здесь? В святилище Митры?

Он закрыл глаза, и в его ушах зазвучал глухой голос лесной колдуньи.

…Колесо Рока сомнет тебя, словно былинку! Ты изопьешь из чаши скорби, и сотворенное тобой изменит рисунок созвездий, растворит бездны мрака и выпустит Тьму…

Клинок дрожал, будто конь после дикой скачки. Он выписывал в воздухе замысловатые фигуры, водя тонкой рукой жреца и в могильной тишине Валерий отчетливо расслышал, как гудит его вибрирующее лезвие.

Принцу казалось, это длится самую вечность. Но в действительности все продолжалось доли мгновения. Никто из них не успел опомниться – ни жрецы, вырванные из молитвенного транса, ни давно переставшие следить за обрядом придворные.

Казалось, он единственный видел, что произошло.

Медленно, мучительно медленно плыл кинжал к груди венценосца. Он тянул за собой жреца. Сейчас тот не выдержит, разожмет порезанные пальцы и…

В этот миг лезвие кинжала ослепительной молнией блеснуло во мгле ранних осенних сумерек, что уже сгущались над храмом. Блеснуло. И тут же погасло.

По самую рукоять впившись в незащищенную груда короля.

Вилер зашатался, размахивая руками, подобно раненой птице, заклекотал хрипло… и кровь фонтаном брызнула в жертвенную чашу из янтаря, с золотым орнаментом, с двумя протуберанцами вместо ручек.

Заклание произошло. Жертва принесена.

Скребя слабеющими пальцами камень алтаря, правитель Аквилонии начал медленно сползать на землю. И, преодолев наконец охватившее его оцепенение, Валерий бросился вперед.

– Дядя! Дядя! – закричал он что есть силы.

Он налетел на бегу на кого-то и отшвырнул человека прочь, лишь потом сообразив запоздало, что то был убийца. Краем сознания он отметил, что тот весь залит кровью, и даже веки и губы его запятнаны алым, но в тот миг он не отдавал себе отчета ни в чем, видя перед собой лишь падающего короля.

Еще шаг – и Вилер рухнул прямо в его объятия.

Мир для Валерия остановился, он не слышал криков вокруг, ни топота бегущих на подмогу гвардейцев, ни истошных воплей жрецов и вельмож. Вселенная замерла, – или скорее, сам он выпал из ее коловращения, застыв в непроницаемом коконе, сотканном из немого ужаса и отчаяния. Ибо лицо короля было смертельно бледно, посиневшие губы едва шевелились, и слабеющая рука прижималась к груди, где стремительно расплывалось пятно крови, траурным багрянцем окрашивая белизну королевского одеяния.

Но не это так потрясло принца, хотя волна скорби затопила душу его при виде умирающего монарха. Он замер при виде оружия, что оставил в ране неведомый убийца. Валерий не знал, кто был этот злодей, но сам клинок был отлично знаком ему.

Это был тот самый кинжал, что привез он из Хаурана.

В горестном недоумении он поднял голову, озираясь потерянно по сторонам, словно пытаясь хоть в чьем-то взгляде отыскать ответ или поддержку…

Но встретил лишь взгляд сливовых глаз белого жертвенного быка, печальный, всеведущий и бессильный.

Аой.

Путь во дворец показался королевскому кортежу бесконечным.

Единственный из всех них, кто с легкостью оправился от потрясения, был, как ни странно, принц Нумедидес. Вот уж от кого никто не ожидал подобной прыти.

Он взял в свои руки бразды правления столь естественно, что ни у единого человека это не вызвало ни протеста, ни хоть тени недоумения. По его приказу был схвачен и под строгим конвоем отправлен во дворец таинственный жрец, убийца короля; он же распорядился об аресте своего кузена Валерия. Невесть откуда взявшийся отряд наемников, чей командир, синеглазый гигант-северянин, подчинялся только Нумедидесу, конвоировал преступника.

После короткого молебна, на который не был допущен никто из посторонних, бездыханное тело короля воющие жрецы унесли в покои бальзамировщиков. Теперь его никто не увидит долгое время. В течение двух лун жрецы будут напитывать прах венценосца ароматическими веществами, заворачивать в пропитанные мазями бинты и погружать в «бальзам Митры», дабы предотвратить разложение. И только после этого останки короля Вилера умащенные и подкрашенные, обряженные в виссоновую мантию и погребальный венок из ветвей можжевельника, будут помещены в династическую усыпальницу.

Ошеломленные случившимся придворные, собрав скарб и бесчисленную челядь, стадом испуганных овец потянулись в Лурд.

Амальрик не уставал поражаться, наблюдая исподтишка за Нумедидесом. Откуда в этом ленивом, неповоротливом увальне такая властность, такая уверенность в себе? Перемены назревали постепенно – однако немедийский посланник лишь сейчас осознал, насколько далеко зашло преображение.

Самому ему тихий внутренний голос, игнорировать советы которого он не привык, настойчиво советовал пока держаться в тени, не напоминая лишний раз о себе, однако же мало что из происходящего ускользнуло от бдительных серых глаз барона.

Он отметил и усиленный караул, что всю дорогу четверо дюжих всадников несли у наглухо зашторенной кареты, где везли Валерия, и необычную суровость и растерянный вид старших советников, и суетливые вполголоса переговоры Нумедидеса с теми из придворных, кто, как он знал, принадлежит к их заговору. С минуты на минуту он ждал, что, воспользовавшись удобным предлогом, наследник престола подзовет и его самого… однако этого не случилось. И в душе Амальрика зародилась смутная тревога.