Валерий Большаков - Целитель. Пятилетку в три года!

– Я быстро, – буркнул офицер-ликвидатор, рассевшийся на заднем сиденье.

Стараясь ничего не касаться правой рукой, он вылез из машины, прихватив кожаную папку с бумагами. Мельком огляделся и двинул к воротам деловитой походкой курьера.

Гречко обосновался в красивом месте. Зимой и летом близкий лес очаровывал, навевая мысли о русских народных сказках. В холода всё тут пахло снежной свежестью, а в жару наплывал смолистый дух хвои. Благорастворение воздухов.

«Теремок» министра обороны возвели бойцы стройбата, подневольные маршальскому приказу… Губы ликвидатора дрогнули, складываясь в беглую усмешку – тем легче будет выполнить задание. Комчванства он не выносил.

Ворота стояли распахнутые настежь. Охранники дружно ширкали лопатами, сгребая снег с аллеи. За частыми росчерками голых ветвей проглядывала сама госдача, а к высокой ограде тулился флигель – над его трубой дрожало марево.

Дорогу офицеру-ликвидатору заступил майор Родионов, бесстрастный, как Гойко Митич в роли апача.

– Вы к кому?.. – Обшарив взглядом штатское пальто гостя, начохр вскинул внимательные глаза.

– К товарищу Гречко, – последовал спокойный ответ. – Мне поручено передать ему бумаги из министерства. Вот мои документы.

Майор посопел, изучая удостоверение, и сказал с запинкой:

– Андрей Антонович не велел пускать… Пройдите сами.

Офицер-ликвидатор уловил в голосе начохра просительные нотки, но сберег невозмутимое выражение лица, словно подыгрывая «краснокожему брату». Согласно кивнув, он пошагал к флигелю.

Нервы, подстегнутые смертельной опасностью, натягивались позванивавшими струнками, однако тренированная воля держала тело в узде. Постучавшись, ликвидатор обождал немножко и толкнул дверь левой рукой, сжимавшей папку.

Высокий, статный маршал с породистым и надменным лицом камергера вышел навстречу, не скрывая явной досады.

– Здравствуйте, товарищ Гречко, – мягко улыбнулся офицер, протягивая правую руку. Министр обороны, машинально, вяло пожал ее. Маршальские брови тотчас же вздернулись, отвечая слабым удивлением на неожиданную крепость пальцев штатского. – Тут вам передали кое-какие сводки, ознакомьтесь, пожалуйста. А завтра я за ними заеду.

– Это всё? – Гречко нетерпеливо отобрал папку.

– Всё.

– Свободен.

Ликвидатор удалился, отвесив небрежный поклон. Министр обороны вышел следом – набросил на плечи шинель и прошелся по чисто выметенной, чуть ли не пропылесошенной дорожке, хмуро взглядывая на Родионова. Начохр виновато потупился, а маршал передернул плечами, словно сбрасывая раздражение.

Кивнув майору на ходу, как бы сочувствуя, офицер-ликвидатор пошагал к машине, унимая нетерпение. И лишь нырнув на заднее сиденье, поспешно вынул из кармана заветную коробочку.

Водитель молча помог ему натянуть на левую руку хирургическую перчатку и отвернулся, тут же плавно трогаясь с места. Заскользила назад высокая ограда, мелькнул солдатик с метлой…

Достав из коробочки влажную салфетку, ликвидатор тщательно протер правую ладонь. От салфетки шибало чем-то больничным, резким и едким, и лишь минуту спустя в носу защекотало от вкрадчивых ноток яда.

«Всё! Можно! Можно!» – суетились мысли, но офицер сперва сложил салфетку – на ней уже проступили бурые пятна, – осторожно стянул перчатку и спрятал обе «улики» в коробочку. Вот теперь можно.

Морщась от собственной поспешности, он вынул пузырек с антидотом и опорожнил его одним глотком. В пищеводе потеплело, как от доброй порции коньяка, вот только послевкусие отвратное – полное впечатление, что бензин из шланга втянул ненароком…

– Может, сразу в баню? – В зеркальце качнулись серьезные серые глаза водителя. – Попаришься?

– А давай! – Ликвидатор облегченно откинулся на спинку. Отпускает потихоньку… Ладонь красная, горит, но это пройдет. Вряд ли парная выведет токсины быстрей, чем обычно, но хоть душа успокоится. А то всё ей лишь бы закружиться, загуляться…

Пропустив грохотавший цементовоз, «Волга» выехала на шоссе и пошла в разгон – заснеженная обочина сливалась в белую ленту с размытыми черными промельками деревьев.

«И какой же русский не любит…»

Везет мне, однако, – общаюсь накоротке с лучшими умами человечества. В пятницу чай дул у Колмогорова – с брусничным вареньем, да после баньки… Классика!

«Ежи» с «ежихами» во дворе резвятся, снежки пуляют… Одни мы с академиком солидно рассуждаем о непознанном и непознаваемом. Выросли мы из детских забав…

А нынче я шагаю по длиннющему светлому коридору Института управления народным хозяйством. ИУНХ. Аббревиатура смахивает на клич гоблинов…

А вот и она, «Проблемная лаборатория». Вотчина самого Канторовича, обыкновенного гения. Воистину, место силы…

В судьбе Леонида Витальевича есть нечто прометеевское. Величайший математик, он мог бы парить на высотах чистой науки, недосягаемый для житейских мелочей.

Канторович уловил понятие функтора за много лет до Гротендика, первым понял значение обобщенных функций, но отдал тему на растерзание Лорану Шварцу, сочтя прорывное достижение пустяковым. Зато он вечно спускался на грешную землю, чтобы помочь смертным. Вон, внедрил безотходный раскрой фанеры, отладил работу такси…

А нынче скрещивает плановую экономику с теорией оптимального распределения ресурсов. За одно это ему надо памятник поставить. При жизни.

Я вежливо постучался и вошел, ожидая застать академика корпящим над бумагами. Застал. Только Канторович не высиживал за столом, визируя входящие с исходящими, а ползал на четвереньках, рассматривая выложенные на полу «простыни» чертежей. Лоб наморщен, очки зависли на кончике носа, губы шевелятся, палец ползет по ватману, вторя загогулистой кривой…

– Леонид Витальевич…

– Минуточку… Да? – Блеснули очки. – А, это вы стучали?

– Я, – пришлось мне признаться. – Простите, что помешал. Андрей Николаевич сказал, что звонил вам…

– А-а! Да-да! – встрепенулся Канторович и тяжело поднялся, упираясь рукой в колено. – Так вы тот самый Миша?

– Ну, звать меня «тем самым» рановато, – улыбнулся я. – Не дорос.

Коротко рассмеявшись, Леонид Витальевич отряхнул брюки и вернулся за стол.

– Слушаю вас, Миша.

– Ну, если без долгих предисловий, суть вот в чем. – Освободив стул от пухлых папок, я присел. – У меня там кой-какие программы понаписаны… они касаются электронной почты. Сам почтовый сервер уже работает, хотя и в тестовом режиме… но это временно. Мы наладили связь между Москвой и Зеленоградом, между Зеленоградом и Первомайском – это на Украине. Доводить до ума что «железо», что программное обеспечение будем еще долго – полгода как минимум, однако проблема в ином. В принципе, если установить здесь микроЭВМ, вы прямо сейчас могли бы набрать текст на клавиатуре… как на пишущей машинке, и отправить письмо коллеге в Новосибирск, в Ленинград… Да хоть в Лондон или Нью-Йорк! Через минуту адресат прочтет послание на экране своего монитора. Но! Чтобы письмо дошло до получателя, каждый пользователь ЭВМ должен получить совершенно особый УДН-адрес, единственный и неповторимый двенадцатизначный буквенно-цифровой код. И каждый такой адрес должен быть уникален! Строго обязательно! Если встретятся хотя бы два одинаковых адреса, то коллизия передачи данных может стать глобальной. УДН – это сокращенно: «управление доступом к носителю». УДН-48, если полностью. Адрес-идентификатор длиной в сорок восемь бит. Он будет прошиваться в ПЗУ сетевой карты, а пользователь эту сетевуху покупает… вставляет в свой комп… э-э… ЭВМ – и юзает на здоровье! Хочу, чтобы вы, Леонид Витальевич, прониклись… – сказал с чувством и полез в темные IT-дебри, вещая, жестикулируя, набрасывая схемы…