Эдриенн Янг - Фейбл

Уэст резко кивнул Паджу, после чего исчез в своей каюте и закрыл за собой дверь.

– Проклятые птицы! – выругалась Уилла, закрывая голову руками, когда рядом с парусом завис альбатрос. Он успел взять в клюв один из ее скрученных в жгут локонов, и девушка тут же оттолкнула птицу от себя.

На верхушке грот-мачты человек с длинными темными волосами рассмеялся. Он сидел среди лееров с босыми ногами и держал в руках деревянную миску. Вокруг него собрались птицы, хлопая крыльями против ветра, чтобы дотянуться до еды, которая была в миске.

Этот человек привлекал удачу для корабля, чествуя погибших, что утонули в этих водах. Мой отец всегда говорил, что морские птицы – это души сгинувших торговцев. Прогнать их, не дать им места для посадки или гнездования было плохой приметой. А для любого, кто осмеливался плыть по Узкому проливу, каждая капелька удачи была на вес золота.

Позади меня раздался грохот ударившихся о палубу подошв, и я обернулась как раз в тот момент, когда Уилла отвязывала страховочный трос от своей талии. Ее волосы были скручены, подобно веревке, в длинные бронзовые жгуты, которые ниспадали на плечи. При дневном свете кожа девушки была цвета красного песчаника, который осыпался со скал Джевала.

– Я Фeйбл, – сказала я, протягивая ей руку.

Уилла лишь посмотрела на мою ладонь и закинула смотанный трос на плечо. Ожог на ее лице охватывал челюсть и заканчивался идеально ровной точкой на щеке.

– Ты думаешь, раз я единственная девушка на корабле, то захочу с тобой дружбу водить?

Я опустила руку.

– Вовсе нет.

– Тогда прочь с дороги, – она произнесла эти слова с горькой улыбкой и дождалась, пока я отойду в сторону.

Я сделала шаг по направлению к грот-мачте, и Уилла, не оглядываясь, поднялась по ступенькам на квартердек. И лишь в этот момент я наконец обратила внимание на корабль и смогла его хорошенько рассмотреть.

«Мэриголд» был лорчей [9] Лорча – одномачтовое судно. , достаточно маленьким, чтобы маневрировать в штормах, которые были свойственны этим водам. Однако при этом он имел довольно большой корпус, и поэтому на борт можно было погрузить приличное количество товара для транспортировки и продажи. Уникальные паруса делали корабль легко различимым в море. Они были похожи на листы белой бумаги, а деревянные поперечные ребра делали их форму немного похожей на крылья летучей мыши. Корабль Сейнта – «Жаворонок» – был намного больше, и его экипаж в пять раз превышал экипаж «Мэриголд». Однако запах мореного дерева и просмоленной пеньки был одинаковым на каждом корабле.

Если бы я закрыла глаза, то могла представить, что снова оказалась на «Жаворонке». Мать на мачтах. Сейнт у руля. Однако мое воспоминание было лишено своих некогда ярких цветов. Не то что мои воспоминания о Джевале.

Каждый день я наблюдала, как зеленый кривой хребет острова поднимается из воды и устремляется к небу, после чего спускается к скалам. Внизу среди деревьев скрывались лачуги ныряльщиков, и дым от множества костров змеился вверх белыми прядями. Я попыталась выкинуть воспоминания об острове из своей головы. Его кристально чистую, бирюзовую воду. Его ветер, который шелестел среди ветвей.

Я не хотела обо всем этом вспоминать.

– Время платить по счетам.

Я повернулась спиной против ветра. Молодой человек, который стоял прежде на вершине мачты, теперь внезапно оказался рядом со мной. Бо́льшая часть его густых волос выбилась из хвоста. Его серые глаза были обрамлены черными ресницами и ярко выделялись на фоне его кожи цвета слоновой кости. Он был одет во все серое и стоял передо мной, держа в руках скомканные сети и веревку, покрытую белой коркой сухой соли.

– По каким еще счетам? Я уже заплатила Уэсту.

– За проезд. За то, чтобы спать в гамаке, нужно платить отдельно, – он подмигнул мне. Его глубокий голос слегка повышал тон на окончаниях слов. Молодой человек явно пытался скрыть свой акцент, но я все равно его уловила. Он явно родился не в Узком проливе. – И Уэст сказал мне, чтобы я позаботился об этом.

Его рука поднялась, указывая на мое лицо.

– Чтобы ты и это записал на мой счет? – сказала я, посасывая распухшую губу между зубами. – Обойдусь.

– Пойдем, – он развернулся и начал идти, не дожидаясь моего ответа.

Я подстроилась под его шаг, стараясь не отставать, и заметила, как он опустил взгляд на мои босые ноги, ступающие по раскаленной палубе. Мои ступни были мозолистыми из-за долгих лет хождений по опаленному солнцем пляжу. Обувь была роскошью, которую я не могла себе позволить, но помимо этого в ней не было особой необходимости на Джевале. Мы прошли вверх по лестнице на квартердек, и молодой человек бросил сети бесформенной кучей у моих ног.

– Думается, ты знаешь, как чинить сети, – он не стал дожидаться моего ответа и протянул мне белую костяную иглу. После этого он развернулся и отправился к сложенным в стопку краболовкам.

Правда заключалась в том, что я вообще понятия не имела, что делать с сетями. На острове я ловила рыбу только с помощью ловушек и лески, потому что никто из местных не хотел меня учить, как плести сети.

Молодой человек открыл краболовку и принялся за работу. Я не собиралась говорить ему, что никогда не пользовался иглой и что доверять мне сети, скорее всего, приведет к тому, что команда останется без улова. Вместо этого я села и стала делать вид, будто бы точно знаю, что делаю.

Найти прорехи было совсем не сложно. Истертые, растрепанные нитки торчали то тут, то там, окружая многочисленные дыры. Я положила иглу на палубу рядом с собой и стала рассматривать узлы, перевернув сетку так, чтобы изучить ее со всех сторон. После этого я начала срезать поврежденные участки.

– Ты старпом, – сказала я, не особо пытаясь сделать из своих слов вопрос. На «Жаворонке», где я росла, старпом был единственным членом команды, которому доверяли сети и краболовки. Он отвечал за то, чтобы все на борту были сыты. Если Уэст попросил этого человека зашить мне губу, то наверняка он также лечил раны и болезни у остальных.

– Меня зовут Остер, – старпом выбросил за борт обломок дерева. – Серос, значит?

Мои руки замерли на сети, однако Остер был занят своей работой и даже не смотрел в мою сторону.

– Именно, – ответила я и продолжила распутывать сетку.

– Надоело нырять на Джевале?

Я продела бечевку в иглу и потянула, чтобы закрепить ее.

– Еще бы.

Мой ответ, казалось, удовлетворил его. Он приподнял сломанную защелку краболовки и заменил ее новой, пока я сравнивала сети, чтобы попытаться понять, как были завязаны узлы. Мы работали в долгие послеполуденные часы, и мне потребовалось всего несколько попыток, чтобы выяснить, как плести сеть и как тянуть иглу слева направо, чтобы получались новые ячейки. Я заметила, как Остер неоднократно бросал взгляд на мои руки, но ничего не говорил, делая вид, что не замечает, как я время от времени тянула нить не в ту сторону или пропускала петлю, и все приходилось переделывать заново.