Денис Игумнов - Потеря ориентации

– Уля, мы искали встречи с тобой.

– Зачем?

– Чтобы показать тебе один весьма занимательный фильм. Мы сами его смонтировали и нам очень важно знать твоё мнение. Ты же сама снимаешь фильмы и лучше других сможешь оценить нашу работу и помочь исправить ошибки.

Приятно заинтригованная Уля согласилась. А ждал её не просто лёгкий фантазийный фильм на основе снов. Отнюдь, друзья в подробностях записали избиение её любимого, и теперь, подозвав летающий шар, служащий мобильным проектором объёмных голографических записей, продемонстрировали своё любительское кино. Уля, просмотрев мини фильм до конца, оцепенев, стояла, уставившись в одну точку, туда, где секунду назад унижали её Кана.

– Для того, чтобы у тебя не оставалось иллюзий, добавлю, что увиденное тобой ни какая-нибудь сопливая выдуманная фантасмагория, как у вас здесь принято. Всё реально.

– Зачем, – она судорожно сглотнула и, икнув, продолжила: – зачем вы ЭТО сотворили?

– Боюсь, тебе будет не понять, детка, – сказал Муха, подходя к ней вплотную и пытаясь заглянуть ей прямо в глаза.

– Подожди, – досадливо промолвил Олег, бесцеремонно отпихивая своего друга в сторону. – Всё просто. Скоро эту шутку ты оценишь по достоинству. Изуродовать твоего слабака любовничка нам раз плюнуть. Веришь?

Уля, молча, кивнула головой. Поняла с кем имеет дело, но видимо не до конца. Не могла она осознать всего зла, не сталкивалась она с таким.

– Хорошо. Умная. Хочешь, чтобы он остался целым и невредимым?

– Да.

– Тогда дашь нам двоим, и мы о вас забудем, – сделал непристойное предложение Олег. Даже в прошлом оно могло шокировать, не говоря о настоящем мире победившего человеколюбия.

– Дашь? Я не понимаю.

– Ха! Вот глупая, – развеселился Муха.

– Займёшься с нами любовью, – с удовольствием объяснил Олег.

Криков и негодующего возмущения за столь непристойным предложением не последовало. Уля хорошо соображала и ради своего любимого была готова на любые жертвы. Она смирилась, понуро повесив свою красивую голову, Уля словно собачка за живодёром пошла за двумя подонками.

Отымели Улю с особым цинизмом, о какой-то, хотя бы условной деликатности, и речи не шло. Боль, унижение и, как дополнительный бонус, заполнившее её, чуть не порвавшее, чувство липкого омерзения. Поздно ночью возвращаясь к себе в комнату, она чувствовала себя грязной, недостойной любви Кана и вообще хорошего отношения людей, знавших её.

На этом найдёныши не успокоились. На следующий день, Уля, ожидаемо на занятиях не появилась, чем они и воспользовались. Отозвали в сторону Кана и показали ему, как они развлекались с его ненаглядной Улей прошлой ночью. А так как она занималась сексом с ними хоть и нехотя, но вполне добровольно, у Кана случилось затмение мозгов. Он не запомнил, что ему говорили найдёныши и как они его затащили к себе в номер. Очнулся Кан, сидя в кресле напротив Олега, разместившегося на кровати. Муха безостановочно шарахался по комнате и что-то бормотал себе под нос.

– Не переживай ты так. Поверь все бабы такие. Твари продажные. Шлюхи дешёвые. Ну захотелось ей разнообразия, чего-то остренького. Ведь таких, как мы, на земле больше нет и не будет. Мы твои друзья, поэтому тебе и глаза на мир открыли. Пора взрослеть.

– Вы не понимаете! Такого просто быть не может! – прокричал, как прорыдал, Кан. Поверить трудно, но факты. И Кан не знал, что такое настоящая ложь и зачем она нужна. Он проиграл, даже не начав битву.

– Да расслабься ты, дружок. Чего на свете не бывает. В тихом омуте черти водятся, – подбавил бензина в огонь Муха. – Хочешь обо всём забыть? Прийти в норму?

– О чём ты? Такое не забывается, – угрюмо, недовольно пробурчал Кан.

– На вот, попробуй, – Олег бросил ему маленький пакет с белым порошком.

Ловко поймав его на лету, Кан спросил:

– Для чего это?

– Поверь, лучше этого на свете нет. Универсальный обезболиватель. Уравнитель. Усилитель творческой активности. Стиратель душевного негатива. С ним ты бог. Его действие примитивно и сверх эффективно! Возьми щепотку и вдохни в себя.

Терять Кану было нечего и он, не думая, вскрыл приятно зашуршавший пакет, ухватил пальцами щепотку порошка, поднёс её к свой правой ноздре и сделал глубокий вдох. Через секунду мир изменился, поменял свою полярность. Тревоги, страхи, сомнения, боль измены, отошли на второй план, растворились в море хлынувшего в него удовольствия. Господи, как же хорошо-то!

– Смотрю, друг, тебе похорошело. А? – подмигнув, сказал Муха. Подошёл и забрал у него пакетик.

– Что это?

– Пыльца с крыльев ангелов. Забудь, если всё объяснять, половина очарования момента потеряется.

– Да, вы правы. Это изумительно, – говоря, Кан поднял руку и внимательно рассматривал свою ладонь и пальцы, наслаждаясь проходящим сквозь их плоть солнечным светом, приобретшим привлекательный розовый цвет. Он видел мельчайшие капилляры, разноцветные радуги аур внутренних сосудов, по которым циркулировала его живая розовая кровь. Он завис на двадцать минут. Приятели оставили Кана на время в покое. Только, когда фаза кайфа перешла в желание непрерывного движения, общения, они продолжили разговор. Наркомарафон они замутили длинной в восемь часов, расстались с Каном лишь на следующие утро.

Дальше всё пошло, покатилось, как под гору катится снежный ком. Количество употребляющих самопальную дурь пришельцев росло день ото дня. Найдёныши предпочитали выбирать себе клиентов среди молодых творцов, которые ещё не определились со своим путём в искусстве, находились на грани выбора, мучились и страдали от этого. Олег и Муха через знакомых с действием волшебных препаратов студентов предлагали таким беззащитным дурачкам и дурочкам совершить скачок в будущее, увидеть свет. И действительно на первых порах многим такая терапия помогала. Они начинали творить не присущие им великолепные произведения искусства мрачного пророчества.

Вскоре мастера унивёрсума заметили, что у многих их учеников акцент их работ незаметно сместился в сторону негативного восприятия окружающей их действительности. В их картинах, фильмах, скульптурах, стихах всё чаще встречались красные и чёрные цвета. Мастера ничего не понимали, они выдвинули теорию о зарождении нового направления в искусстве, только не понимали, что послужило толчком. Взрослые в который раз проиграли детям.

Детишки, попробовавшие наркотик, не спешили рассказывать об этом своим друзьям, не говоря уже о мастерах. Клиентами найдёнышей могли становиться только студенты, кандидатуры которых были ими предварительно согласованы. Тайна охранялась свято. В унивёрсуме как бы образовались два сообщества студентов. Одно нормальное, классическое, светлое, устремлённое к звёздам и второе – сборище сомнамбул, живущих от дозы до дозы, подчинившие свой творческий процесс приёму наркотических средств, сделав его смыслом всей своей жизни, своим вдохновением.