Марина Баринова - Криасморский договор. Плата за верность

– С вагранийской стороны вы получите тысячу имперских аурэ в валюте, которую выберете. Кроме того, – советник вытащил из-за пазухи свиток, – Имя Дома Толл будет реабилитировано. Указ готов. Осталось лишь добавить недостающие подписи, а это будет весьма просто после завтрашних событий.

– Отлично, – хлопнула в ладоши Артанна – никак не могла отделаться от этой гацонской привычки. – Я хочу видеть деньги.

Заливар тяжело вздохнул.

– Тебя заботят только деньги? Милостивый Хранитель, все наемники одинаковы. Даже если их глава – аристократка.

– Особенно, если их глава – аристократка, – улыбнулась Сотница.

Ваграниец кивнул на сундук в углу:

– Там ваше жалование, но оно останется здесь до завтрашней ночи. Сначала дело.

Артанна подошла к ларцу и с усилием откинула тяжелую крышку.

– Ну, хоть кто-то не наврал, – удовлетворенно сказала она и присвистнула, глядя на груду золотых монет. – До завтра.

Полуразрушенный зал Святилища взволнованно гудел. Люди всех возрастов и профессий – наставники, знать, воины, торговцы, горожане и сервы – громко перешептывались, предвкушая яркую проповедь. Брат Фастред аккуратно, но настойчиво продирался сквозь расшумевшуюся толпу, стараясь подобраться ближе к алтарю. После той трагедии собор так и не отстроили до конца: то ли у герцога не хватило денег, то ли правитель решил оставить все как есть в напоминание о том дне, когда он лишился возлюбленной, а Хайлигланд – королевы.

Фастред чуть не опоздал к началу службы, хотя едва не загнал коня. Настоятель обители Гнатия Смиренного близ Гайльбро сообщил новости слишком поздно – пришлось ехать, бросив все дела. Остановок не делал, только менял лошадей на постоялых дворах, благо божьим людям не отказывали.

В столицу Хайлигланда Фастреда привела отнюдь не прихоть – больших городов он не выносил, предпочитая коротать век в деревенской глуши. Даже Ульцфельд, что был вдвое меньше Эллисдора, лишал монаха покоя, давил толстыми стенами, шумом, грязными улицами и множеством грехов, отпустить которые иной раз не решился бы и сам Великий наставник.

Фастреда послали проверить правдивость слухов, дошедших до настоятеля его монастыря. Поговаривали, что Грегор Волдхард решил оспорить главенство Великого наставника, вывести герцогство из-под протектората империи и Эклузума, разрешить прихожанам молиться дома, а то и вовсе переписать Священную книгу на новый лад. Говорили даже, что герцог решил устроить Священный поход на собственные владения. Узнав обо всем этом, настоятель Хелирий запаниковал и пожелал знать больше.

Хелирий Фастреда одновременно и недолюбливал, и уважал. Как он неоднократно выражался, за недостаточную гибкость взглядов – принципов и обетов у монаха было больше, чем яблок в урожайный год. Однако честность и прямолинейность Фастреда сейчас могли принести пользу обители, ибо солгать и преувеличить мог кто угодно, но не он. И, ко всему почему, Фастред был братом-протектором, чьим оружием служила не столько молитва, сколько хорошо заточенный меч.

Монах плотнее запахнул обляпанный грязью дорожный плащ, скрыв оружие от любопытных взглядов. Взлохмаченные и мокрые от пота волосы он пригладил пятерней, а обветренное лицо, пересеченное старыми рубцами на подбородке и лбу, еще раньше умыл в колодце на площади.

У алтаря воцарилась такая давка, что Фастред не рискнул подходить ближе. Он выбрал место в длинной боковой нише возле статуи своего патрона Гнатия Смиренного и встал на одну из ступенек постамента.

Церковники суетились, верша последние приготовления. Фастред даже смог увидеть самого Грегора Волдхарда – герцог, высокий хмурый человек с холодными глазами, белыми как лунь коротко стрижеными волосами и бледной, точно у утопленника, кожей, стоял в стороне от алтаря. С ним был невысокий волоокий мирянин с тяжелой канцлерской цепью на плечах – очевидно, барон Альдор, а рядом стоял печально известный монах по имени Аристид.

Еретик. Значит, молва не лгала и об этом.

Так говорил Хелирий, об этом писал Великий наставник. Фастред считал себя слишком простым человеком, чтобы выносить суждения о людях, которых не знал лично.

От размышлений его отвлек гимн, возвестив о начале службы. Фастред по привычке присоединился к пению, выводя рулады на безукоризненном антике, но быстро спохватился и запел тише, не желая привлекать к себе лишнего внимания.

Когда под сенью высоких сводов храма стихло последнее эхо песни, говорить вышел сам Грегор Волдхард. Чеканя шаг и восхищая собравшихся образцовой выправкой, он поднялся на высокую кафедру, осмотрелся с пару мгновений по сторонам и прогремел:

– Братья и сестры!

Не «дети», как обращались к народу наставники, а «братья и сестры» – так приветствовали друг друга равные по положению – будь то монахи или сервы из одной деревни. Фастред прищурился, пытаясь лучше разглядеть герцога.

Волдхард держался уверенно и говорил ровно, но отчего-то это вселяло лишь тревогу. За ледяным спокойствием в глазах герцога Фастред уловил ярость, готовую обрушиться на любую помеху, вознамерься та встать на его пути. Что бы ни решил в этот день лорд Грегор, решение это было окончательным.

Возможно, опасения Хелирия вовсе не были беспочвенными.

– Крепкому миру между Хайлигландом и империей пришел конец, – сказал, точно рубанул топором, герцог. Рядом с Фастредом кто-то тихо ахнул. – Великий наставник и весь Эклузум отвернулись от наших земель и отлучили меня от церкви. В их глазах я больше не являюсь правителем. Они решили, что я не достоин ни любви Хранителя, ни любви народа.

– Да как же ж такое возможно? – прошамкал стоявший рядом с Фастредом старик. – Волдхарды правили Хайлигландом с самого его основания…

– И я считаю, что мой народ должен знать, почему Эклузум принял такое решение, – продолжил герцог, глядя куда-то вдаль. – Я нарушил клятву, – он обратил взор к статуе Ириталь Урданан – белый мрамор на фоне горелых стен и битых витражей смотрелся жутковато. – Все вы помните леди Ириталь. Эту женщину здесь любили не меньше, чем мою сестру Рейнхильду.

Столпившиеся вокруг Фастреда люди закивали.

– Храни Гилленай ее душу!

Герцог поднял руку и знаком попросил тишины.

– Леди Ириталь была обещана в жены следующему императору, и я обязался защищать ее честь в своих землях. Однако я нарушил клятву, ибо полюбил эту женщину. А она полюбила меня, – Волдхард сделал короткую паузу. – Эклузум нам этого не простил. Все вы знаете, что случилось в стенах этого храма.

По вытянутому залу прошел тихий ропот. Фастред огляделся по сторонам. К его удивлению, подданных, казалось, не взволновал факт нарушения клятвы – они лишь напряженно слушали рассказ герцога. Таков был народ Хайлигланда – скорые выводы делать не любил, обстоятельно взвешивал каждое слово и лишь затем принимал решение.