Александра Пушкина - За три истории до Летописи

Девочка что-то негромко произнесла и опустила глаза.

– Ну, что, идём к реке?! Там, говорят, готовят запруду, на случай, если колдунья пройдёт! – беспечно предложил Ной.

Тоф сердито глянул на него. Другу-то терять нечего! Их отец остался дома – Привратниками не раскидываются. По той же причине младший Портэо носил ненавистную ему красную повязку, означавшую, что его нельзя определять на военные должности и задействовать в обороне.

Впрочем, юный форсит тут же отогнал эти мысли. Ной же не виноват, что у Рока в семье может не стать единственного кормильца.

«Да и вообще, без дяди проживём! Я скоро сам смогу работать!» – обиженной мышью мелькнула злая мысль.

– Идём! – сказал Тоф, чтобы заглушить раздражение.

Непривычно пустые, узкие улицы, посеревшие, словно вслед за лицами хозяев, двухэтажные каменные дома. Только двускатные черепичные крыши кармином разукрашивали наступивший день. Голые ветки деревьев и кустов прочертили небо и палисадники под окнами. Осень уже забрала листву, а зима ещё не успела соткать им снежные покрывала. Даже многочисленная уличная живность попряталась куда-то. Только разорялась в ветвях клёна серая каркуша. Будто беду кликала, зараза!

Чтобы заглушить тревогу, Тоф спросил:

– Рута, как твоё обучение?

Та прикусила губу. Помедлила с ответом. Потом негромко сказала:

– Госпожа Хексен мной довольна. Говорит – хорошая целительница выйдет.

– А тебе самой нравится?

Рута почему-то зарделась, но кивнула.

– А куда ей деваться-то? – хмыкнул брат. – Раз не отсыпали Твилингары магии, надо чем-то другим заниматься. Замуж она же не хочет….

– Ной! – впервые за всё время Рута гневно повысила голос. – Дурак ты неотёсанный!

– Да, ладно-ладно, – со смехом ответил тот. – Чувствительная какая! Не буду больше про это говорить.

Миновав восточные ворота, друзья погрузились в суету и какофонию звуков. Речная слобода жила. Здесь сновали рабочие, дети, торгаши, моряки. В общем, все те, кого город посчитал лишними в военном походе. Зачем же собирать ополчение, когда можно справиться силами гвардии и магистериума?

Тут и женщины не прятались в домах. Прямо на улице они, в своих пропахших рыбой фартуках, развешивали на просушку бельё, чистили овощи, баюкали детей и просто громко болтали.

Друзья спустились к небольшому речному причалу, куда выдринги пригоняли крепкие, гулко стучавшие друг об друга брёвна. Сейчас время сплава прошло, только лежали на просушку ряды белесых круглобоких заготовок. Приятно пахло древесиной, хотя и не так остро, как от свежей.

Сейчас поперёк реки кипела работа. Выше по течению с одного берега на другой протянулись широкие ряды связанных между собой брёвен. Их соединяли цепями, чтобы потом закрепить с обеих сторон. Теперь, если враг решит подойти к городу на лодках, его ждёт неприятный сюрприз.

«Хотя, какой в этом смысл? – с неприязнью подумал Тоф. – Если уж она решит наступать через слободу, что мешает ей пройти по берегу?»

Словно прочитав его мысли, Ной гордо кивнул на поля, тянущиеся за рядами деревянных домиков:

– Там сейчас устанавливают ловушки! Пойдём, глянем?

– Ты-то откуда знаешь? – дёрнул хвостом Тоф. Ему уже хотелось домой. Тем более, что во рту не было ни крошки с раннего утра.

– Так это ж отец предложил!

Рута закивала, видимо, стараясь поддержать брата. Она вообще была сегодня немногословна.

– Да ну, – бесцветно отозвался Тоф. – Чего там интересного? Ты никогда не видел, как люди лопатами машут?

Ответить Ной не успел. Мимо, в клубах пыли, промчался всадник, затормозив лишь у самого причала. Бледный и взволнованный, он что-то объяснял старшему плотнику, указывая на север. Тут же полетели команды. Люди засуетились.

– Что происходит? – удивлённо подняла светлые брови Рута.

Друзья переглянулись.

– Сейчас! – кинул Тоф, пытаясь погасить тревогу.

Он притормозил возвращавшегося гонца:

– Эй, парень! Что за спешка?!

По счастью, тот оказался почти их сверстником, поэтому ответил даже с охотой:

– Плохо всё! – выдохнул он. – Наших разбили. Ведде мёртв. Кто выжил – в город возвращаются. Готовьтесь к осаде. А теперь пусти! Мне в штаб ещё надо!

Оглушённый Тоф выронил поводья лошади, и гонец вновь пустил её быстрой рысью.

– Тоф! – пискнула Рута будто где-то в параллельном мире.

– Слушай, да, может, обошлось, – пытался неуклюже подбодрить друга Ной.

– Мне… надо идти…. – всё ещё барахтаясь где-то под толщей ледяной воды, проговорил юный Рока.

– Погоди! Мы с тобой…, – намылился было Ной, но Рута удержала его за руку, покачав головой и что-то тихо сказав брату.

Умная всё-таки девчонка, Рута.

Где разместят раненых? В лазарете при казармах! Если дядя жив, он просто придёт домой… или нет? Он же на службе у города. Значит, обязан доложить о своём прибытии…, но суперинтендант погиб! Кому они будут докладываться? В мэрию! Точно! Больше некуда.

О покойницкой думать не хотелось, и Тоф вытолкнул эту мысль за натянутые струной нервы.

Он не прогадал. У мэрии, возвышавшейся над площадью монументом градоначальнику, толпился народ. Здесь же сновали туда и сюда военные гонцы. Подходили люди в мундирах. Кто-то узнавал кого-то. Останавливались, перекидывались тревожными фразами, обнимались, плакали. Другие просто безуспешно искали своих, дёргая за руки, заглядывая в лица.

Большинство в мэрию, конечно, не пускали. Значит, остаётся найти кого-то знакомого, и узнать у него. Ну, или, чем Стужа не шутит, самого Роффу. Молодой Рока присоединился к толпе горожан, цепко вглядываясь в каждого проходящего военного. Сам не заметил, как принялся искать в лицах знакомые карие, с прищуром, глаза и нос горбинкой в обрамлении бледно-рыжих с сединой бакенбардов.

И так увлёкся, что чуть не пропустил пухлощёкого Мартина, служившего с дядей в одном подразделении. Через лоб у него тянулся багровый шрам, ещё не успевший стать рубцом, но, видимо, уже не нуждавшийся в повязке.

– Март! Эй! Мартин! – закричал что было силы Тоф.

Дядин сослуживец остановился, закрутил головой в поисках кричащего. Юный Рока протискивался через толпу, как мог, быстро. Два раза ему чуть не отдавили хвост, один раз – чувствительно заехали под рёбра локтем, и, пожалуй, не единожды наградили нелестным эпитетом. Но цели своей он достиг.

Почти.

Уже вывалившись из толпы, Тоф заметил, как Мартину бросилась на шею «пышечка» в клетчатом платье. Она даже не вытирала слёз радости с миловидного личика. Это за неё делал сам Мартин. Он глуповато улыбался, и твердил, что всё хорошо. Ну, разве ему теперь до племянника сослуживца?

Вдруг на плечо легла чья-то рука. Тоф круто развернулся.

– Мама?!

Бледная, осунувшаяся. Рыжие с чернью волосы, как всегда, наспех забраны в объёмный пучок между аккуратными ушками. Неизменное шерстяное платье – серое, словно мостовая, – сидит, как влитое, на всё ещё стройной фигуре. Но руки… эти родные натруженные руки висят плетьми, горбят покатые плечи. В серо-зелёных глазах – туман.