Татьяна Осипова - Пластилиновый урод

Глава 2. Истинный монстр

Уддард наспех перекусил остатками вчерашних тейстов – поджаренных хлебных изделий с аристовым молоком, взял свой чёрный длинный плащ с капюшоном, ловко надел его и бросил небрежный взгляд на грязную зеркальную панель.

Он с детства ненавидел отражающие поверхности, и старался смотреться в них как можно реже, в то же время он не имел права выбросить зеркало, так как дом этот был ему отдан в аренду вместе со всем своим скарбом. Под расписку за каждую вещь.

Причина такой ненависти ко всякой зеркальности заключалась во внешности Уддарда, облик которой испортил ему слишком много крови. Он даже был готов продать душу дьяволу, чтобы стать другим, таким, как все, а не этим чудовищем, изредка мелькающим на поверхностях металлиума или стеклиума.

Он часто старался завесить панель, уйти, закрыться от этой мучительной истины, но каждый раз, словно влекомый мазохистскими порывами, срывал тряпку и долго, ошалело раскрыв глаза, недоуменно смотрел на кого-то совершенно чуждого ему по ту сторону реальности. На того, кого может давно уже стоит опрыскать отравой от паразитов или же сжечь огнемётом, как опасную инопланетную тварь, несущую погибель всему живому.

Тогда Уддард яростно налетал на панель с кулаками, разбивая их в кровь. Однако металлиумовое зеркало лишь слегка постанывало от его разъяренных ударов, не деформируясь ни на долю милиметра. На неудачу Уддарда пластаунская сталь славилась своей крепостью, а вот живая кожа на костяшках безудержно страдала, наливаясь гематомами, и пачкала панель мутноватыми разводами крови. Затуманив собственное отражение, Уддард ощущал постепенное схождение гнева до приемлемой точки.

Этот несчастный житель Пластауна вовсе не был злым созданием, напротив же, душа его была добра и справедлива, но давление социума сыграло свою роль, ожесточив его. Он всегда был изгоем и одиночкой, не в силах одолеть неприятие толпы, но его нельзя было назвать слабым или сломленным. Где-то в глубине него вскипала жажда мести, разрасталась, заполняя собой всё его существо бурным делением клеток, а побеги её, во всю свою сдерживаемую мощь, жаждали уже вырваться наружу крепкими проростками.

На его небольшую овальную голову, розоватую кожу, слабое худощавое тело смотрело множество шарообразных, кубических, цилиндрических, пирамидных, шарообразных, конусовидных и параллелепипедных голов, с кожей фиолетовых, оранжевых, красных, голубоватых, серых и смешанных оттенков. С телами разной формы и размеров. Вся эта «правильная» пластаунская толпа кричала ему об уродстве, неуместности, непохожести на них, об опасности его для них, словно инородного острого предмета в теле или же страшном вирусе, готовом смести их городок, а то и весь мир чуть ли не атомным взрывом.

Уддард накинул на голову капюшон и поспешил на улицу, освещенную ещё ночными приглушенными светодиодными фонарями.

На плотной чуть блестящей ткани плаща мелко засеменили капли экооросителя, поливающего растения и увлажняющего уличный воздух минеральной водой.

Он работал на зоораспределительной фабрике уже несколько добрых лет. Работники шли туда неохотно из-за больших объемов работ и часто ненормированного графика. У Уддарда не было семьи, он не ходил с друзьями по пабам, и он часто с удовольствием оставался на заводе вне рабочего времени. Он любил работать с животными и завод был его вторым домом, к тому же, не таким одиноким и молчаливым.

Животные не рождались в Пластауне. Как и пластаунцы, они не могли приносить потомства. Каждая особь была уникальной, в том числе и каждый пластаунец. Пластаунцы могли жить вместе, но не могли сами создавать детей, поэтому у них процветал закон о приёмных детях, поступающих к ним в город через пластовнедритель.

Оживитель превращал пластилиновые тела в живые с полноценной системой внутренних органов, но Создатели хотели сами контролировать популяции, поэтому перед внедрением любой особи в Пластаун она подвергалась стерилизации.

Животные попадали сюда через отдельный зоовнедритель, который располагался прямо на заводе. Внедрить для жителей – пластовнедритель, располагался в приёмной пластаунской больнице.

И животные, и жители попадали в Пластаун младенцами, чтобы была возможность их либо пристроить, либо усыновить с раннего возраста.

Так, часто принимая через зоовнедритель милых маленьких котиумов и собиумов, Уддард фотографировал их, затем, расположив их в уютных теплых камерах и, включив автоматическую молокоподачу, шёл в служебный офис, где находился общий сетевой зал.

Там он через рекламно-оповестительную систему Пластауна передавал объявления всем, кто мечтает завести себе питомца и оставлял контактную информацию для связи.

На заводе проживало несколько собственных заводских котиумов и собиумов, которых все подкармливали. Их все знали и воспринимали как общих любимцев. Очень хотелось бы верить, что все.

В пятницу, приняв с утра двух маленьких коровиумов и выводок перепёлиумов, распределив их по зонам и накормив, Уддард взял газетный свёрток, пару помадных плодов, бутылку аристового молока и напряжённо вошёл в столовую.

У него был там свой угол; маленький хозяйственный столик у грязного окна, отгороженный ото всех, куском фанериума.

Ему не удалось прошмыгнуть незамеченным мимо шайки ненавистных работников, среди которых был и его одноклассник-тиран Битторд, который не приминул остро рявкнуть:

– А, Уддард, здорова, урод!

Его слова, будто пыль, подняли в воздух туповатый издевательский смех сидящих рядом с ним приятелей.

Уддард бросил на них тяжёлый взгляд, и еле сдерживая гнев, зашагал в сторону.

Битторд запустил ему вслед варёным картофиумом, и он удачно влепился Уддарду в затылок. Вся честная компания Битторда взорвалась зычным хохотом.

Уддард остановился на месте, брезгливо убирая с тёмных волос и плеч остатки картофиума и уже готов был развернуться, чтобы наброситься на недоумка и сорвать ему кусок башки, как впереди раздался спасительный голос:

– Удди, сынок, присядь-ка к нам.

Это был старый добрый фермер-распределитель дядя Эндард. Дядя Энди, как ласково любили его все называть. Дядя Энди был кем-то вроде местного учителя-примирителя и его уважал даже придурок Битторд.

За столом с дядей Энди сидел и Твиддорд, цеховый работник. Простодушный и откровенный парень. Дядя Энди и Твиддорд относились к Уддарду тепло и непредвзято, с ними он мог почувствовать себя нормальным, и это чувство было для него настоящей отдушиной.

– Пожалуйста, ты не связывайся с ними, – сказал дядя Эндард. – чокнутые они, головы у них дубовые, не знаешь, чего и ожидать.