Клайв Льюис - Хроники Нарнии: последняя битва. Три повести

Если бы было можно, то, конечно, самое разумное – взять курс на запад и двинуться к Одиноким островам, но нам понадобилось восемнадцать дней, чтобы доплыть сюда. При этом мы летели, как сумасшедшие, пытаясь уйти от урагана. Даже если подует восточный ветер, обратный путь может затянуться. Сейчас восточного ветра нет и в помине – по правде говоря, вообще никакого нет. А если возвращаться на вёслах, это будет гораздо дольше, к тому же Каспиан говорит, что, выпивая полпинты воды в день, люди грести не могут. Я уверен, что он не прав. Попытался было объяснить ему, что пот охлаждает тело, поэтому тем, кто работает, нужно меньше воды, но он не обратил на мои слова никакого внимания – как, впрочем, и всегда, когда не знает, что сказать. Все остальные высказались за то, чтобы плыть дальше в надежде обнаружить землю. Я считал своим долгом указать на то, что нам неизвестно, есть ли впереди земля, и пытался объяснить, как опасно принимать желаемое за действительное, но, вместо того чтобы придумать план получше, они имели наглость спросить у меня, каковы мои предложения. Мне пришлось спокойно объяснить, что я был похищен и принял участие в этом дурацком путешествии не по своей воле, так что вряд ли должен искать выход из их затруднительного положения.

4 сентября

Штиль продолжается. Очень маленькие порции на обед, и я получил меньше, чем кто-либо другой. Каспиан очень ловко раздаёт еду и думает, что я ничего не замечаю! Люси почему-то решила подлизаться ко мне, предложив часть своей порции, но Эдмунд, который всегда лезет, куда его не звали, ей не позволил. Солнце буквально обжигает. Жуткая жажда весь вечер.

5 сентября

Все ещё штиль и жуткая жара. Весь день чувствовал себя разбитым. Не сомневаюсь, что у меня температура. И, разумеется, у них не хватило соображения взять на корабль термометр.

6 сентября

Жуткий день. Проснулся среди ночи, чувствуя, что у меня температура и что я должен выпить воды. Любой доктор порекомендовал бы именно это. Бог свидетель, я последний человек, кто совершил бы нечестный поступок, но мне и в голову не приходило, что можно ограничивать в воде больного. Я бы мог разбудить кого-нибудь и попросить воды, но счёл, что это слишком эгоистично, поэтому встал, взял свою кружку и на цыпочках выбрался из этой чёрной дыры, в которой мы спим, стараясь не побеспокоить Каспиана и Эдмунда, так как они плохо спят с тех пор, как началась жара и воду стали выдавать ограниченно. Я всегда стараюсь считаться с другими, независимо от того, хорошо или плохо они ко мне относятся. Благополучно добравшись до большой каюты, если её можно назвать каютой, где стоят скамьи для гребцов и сложен багаж и находится бочка с водой, я хотел было зачерпнуть воды, но меня кто-то схватил за руку. Разумеется, этот соглядатай, Рип. Я попробовал объяснить ему, что шёл на палубу подышать (остальное его не касается), а он – вот наглец! – спросил, зачем у меня с собой кружка, и поднял такой шум, что перебудил весь корабль. Со мной обошлись возмутительно. Я спросил, потому что кто-то должен был задать этот вопрос, почему Рипичип шныряет около бочки с водой посреди ночи, а он ответил, что слишком мал, чтобы быть полезным на палубе, поэтому дежурит около воды каждую ночь, чтобы ещё один человек мог выспаться. Вот тут проявилась их отвратительная несправедливость: все поверили ему. Можете себе представить?

Мне пришлось извиняться, или эта опасная тварь опять выхватила бы свою шпагу. А потом Каспиан проявил себя как настоящий тиран и громко сказал, чтобы все слышали: если вдруг теперь кого-нибудь застанут за кражей воды, тот получит «две дюжины». Я не понимал, что это значит, пока Эдмунд не объяснил, – сам он узнал из книг, которые читают эти Певенси.

Высказав свою трусливую угрозу, Каспиан сменил пластинку и стал вести себя покровительственно: сказал, что понимает меня, потому что все, как и я, чувствуют себя так, словно у них температура, и что мы должны держаться, и так далее и тому подобное. Отвратительный высокомерный тип. Я пролежал в постели целый день.

7 сентября

Дует слабый ветерок, но всё ещё с запада. Мы прошли несколько миль к востоку, используя оставшуюся часть паруса, закреплённую на том, что Дриниан называет аварийной мачтой, – то есть на бушприте, поставленном вертикально и привязанном (они говорят «принайтовленном») к обломку мачты. Чудовищно хочется пить.

8 сентября

Всё ещё идём под парусом на восток. Я оставался целый день в койке и не видел никого, кроме Люси, пока эти два изверга не пришли спать. Люси поделилась со мной своей водой: говорит, девочкам не так хочется пить, как мальчикам. Я и сам так часто думал, но, наверное, на море это становится заметнее.

9 сентября

Земля на горизонте – большая гора на юго-востоке.

10 сентября

Гора стала больше, видно её лучше, но до неё всё ещё далеко. Видел чаек, впервые за много дней.

11 сентября

Поймали несколько рыб и приготовили на обед. Бросили якорь около семи часов вечера в трёх саженях от побережья какого-то гористого острова. Этот дурак Каспиан не дал нам сойти на берег, потому что становилось темно, а он опасался дикарей и хищных животных. Сегодня дали добавочную порцию воды».

То, что путешественников ожидало на этом острове, коснулось Юстаса больше, чем кого другого, но рассказать об этом его собственными словами невозможно, потому что после 11 сентября он надолго забыл о своём дневнике.

Наступило утро. Серое небо буквально нависало над головой, стояла духота. Путешественники поняли, что находятся в заливе, окружённом скалами и утёсами, похожем на норвежский фьорд. Впереди, за заливом, виднелась равнина, густо заросшая деревьями, напоминавшими кедры, между которыми журчала речушка. Позади поднималась зубчатая горная гряда, а ещё дальше темнели сами горы, сливавшиеся с хмурыми облаками, так что вершин их было не разглядеть. Ближайшие утёсы по обе стороны залива казались прочерченными белыми полосками, в которых все узнали водопады, хотя с такого расстояния движения воды не было заметно и звука не слышно. Стояла тишина, и вода в заливе была гладкой, как стекло, так что утёсы в ней отражались до мельчайших подробностей. Наверное, на картине этот вид выглядел бы красиво, но в жизни, пожалуй, действовал угнетающе. Этот край вообще трудно было назвать гостеприимным.

Весь экипаж судна отправился на берег в двух шлюпках, и каждый с удовольствием напился и умылся в реке, все поели и отдохнули, потом Каспиан послал четырёх человек назад охранять корабль, и работа началась. Предстояло сделать многое: привезти на берег бочки и отремонтировать те, которые в этом нуждаются, а потом наполнить водой; срубить дерево – желательно сосну – и превратить в новую мачту; починить паруса; собрать группу охотников, чтобы настрелять дичи, если она тут водится; выстирать и заштопать одежду; исправить множество небольших повреждений на корабле: ведь в «Покорителе зари» – это стало ещё заметнее, когда они видели его на расстоянии, – едва ли теперь можно было узнать тот величавый корабль, что покинул Узкую Гавань. Судно выглядело как разбитый тусклый остов, да и капитан с командой не лучше: худые, бледные, в лохмотьях, с красными от недосыпа глазами. Юстас, лёжа под деревом, слышал, как обсуждают всё, что предстояло сделать, и сердце у него упало: неужели без отдыха? Похоже, их первый день на долгожданной земле будет не легче, чем на море. Тут ему в голову пришла чудесная мысль. Никто на него не смотрит – все только и говорят, что о своём корабле, словно и в самом деле жить не могут без этой посудины. Что, если просто улизнуть? Можно прогуляться в глубь острова, найти прохладное местечко где-нибудь повыше в горах, хорошенько выспаться и вернуться к остальным, когда дневная работа закончится. Это пойдёт ему на пользу. Главное – всё время поглядывать на залив и корабль, чтобы не заблудиться на обратном пути: оставаться здесь вовсе не хотелось.