Александр Горбов - Пасынки чудес

Над пустыней лежала обнажённая ночь, с драгоценностями-звездами на груди. Холодный ветер шелестел песчинками и где-то в темноте всхрапывали верблюды.

– Ну погоди, Касым, – лёгким шагом мальчик двинулся между шатров, – пожалуюсь господину, что ты гоняешь меня ни свет ни заря. Да и самого господина разбудить можешь.

Колодец, сложенный из гладких булыжников, вынырнул из темноты. Миназ, замечтавшись о взбучке для недруга, больно стукнулся большим пальцем ноги о камни колодца. Слёзы покатились из зажмуренных глаз. И следом за ними явились остальные печали – мальчику стало ужасно жалко себя. Плюхнувшись на песок и уткнувшись лицом в ладони, он заплакал о пропащей жизни.

А через мгновение слёзы кончились. Осталась непривычная взрослая пустота и снисходительная усмешка. Что взять с глупого раба? Что кроме плача, может себе позволить жалкий ребёнок?

Нет, так не пойдёт! Встав и отерев лицо шершавыми ладонями, мальчик с остервенением стал спихивать тяжёлую крышку с колодца. Он не будет плакать – его предки были воинами, купцами, путешественниками. Они никогда не позволяли себе расклеиться от мелких потерь. Ну и что, что раб? Зато жив, не калека, и впереди ещё целая жизнь. Тысячи возможностей чтобы выкупить себя или, в крайнем случае, сбежать. В конце концов, он Миназ, сын Банара из рода Зугд. Его предки владели тысячами таких караванов. И он будет владеть, если не раскиснет и возьмёт себя в руки.

Расплёскивая холодную, тёмную как небо воду, мальчик вытащил из колодца ведро. Осторожно поставил на песок, и присев рядом на колени впервые за долгие дни умылся. Тяжёлые капли, срываясь с подбородка, падали в песок. А мальчик, подняв глаза к алмазной пыли звёзд, шептал стихи древнего гимна.

«И да будет слово Твоё как закон».

Пересыпающийся песок шипел змеёй, обтекая босые ступни.

«Да не оставит меня милость Твоя. Последую за перстом Твоим и заповеди исполню Твои».

Ветер колыхнул грязные пряди волос.

«Голос Твой услышу со дна темницы, из царского дворца уйду по воле Твоей».

Далёкий вой прокатился над головой.

«Я глина в руках твоих. Возьми и исполни задуманное до создания мира. Да не воспротивится сердце моё и разумение».

Мальчик зачерпнул из ведра и поднял сложенные лодочкой ладошки, протягивая холодной глоток небу. Звёзды, отражаясь в предложенной воде, с удивлением взирали на маленького раба, сотворившего древний ритуал. А он смотрел на них и ждал знамения. Знака, дарящего надежду. Но небеса молчали, играя неслышимую музыку сфер.

Руки опустились, выливая воду. Миназ поднялся и, сгибаясь под тяжестью ведра, побрёл обратно к шатру. Не видя, как из созвездия Стража полетела к земле падающая звезда. Знак? К добру? Ко злу? Кто из живущих знает – пусть молчит.

Они ждали Хан-Го в переулке рядом с башней. Десяток гвардейцев-фарисов в багровых плащах и высоких шлемах.

– Шуофкан, – сотник Балик Железнорукий сделал шаг вперёд, положив ладонь на рукоять меча, – по велению сердара, ты пойдёшь с нами.

Волшебник кивнул, удивляясь такому обороту дел. Он внезапно впал в немилость? Но спорить Хан-Го не стал. Идти? Пожалуйста, он законопослушный шуофкан, следует указаниям владыки.

Шагая в окружении фарисов, Хан-Го размышлял о причинах внезапного вызова. Неделю назад, в тот день, когда он встречался с Балхом, сердар уехал на охоту. Ничего необычного, иногда на владыку нападала такая блажь. Интересно, сердар уже вернулся и жаждет увидеть любимого шуофкана? Или кто-то из придворных решил посоветоваться с волшебником? Вины, ни явной, ни тайной, Хан-Го за собой не числил.

Они вышли из лабиринта улиц и пересекли огромную Площадь собраний. Но фарисы не повели его к главному входу дворца, свернув направо. Пройдя вдоль стены, Балик Железнорукий приказал остановиться около окованной железом неприметной двери. На троекратный стук им открыл фарис в синем плаще.

– В городе наступает ночь.

– И только бессмертные всегда на посту.

– Проходите.

Хан-Го усмехнулся забавному паролю, но запоминать не стал: каждый вечер его меняли, выбирая строки из случайной книги.

Балик отослал остальных фарисов и сам повёл шуофкана через задний двор цитадели. Вокруг царила жизнь, обычно скрытая от досужих глаз: готовили еду для челяди, сушилась одежда на растянутых верёвках, бегали слуги, а в загончике квохтали куры. Хан-го подумал, что заглянул в тайный механизм часов дворца: грубые железные шестерни, двигающие золотые стрелки на парадном циферблате.

– Сюда, шуофкан, – Балик указал на вход для слуг.

Недолго поплутав коридорами, сотник привёл его к низкой двери под охраной двух фарисов.

– Проходи, волшебник. Тебя ждут.

Хан-Го кивнул и согнувшись вошёл внутрь.

Это была спальня: широкое ложе, застеленное покрывалами; пол устлан коврами; клетки с певчими птицами; роспись из листьев на стенах. Выстроившись рядком, замерло несколько придворных в расшитых золотом халатах. На постели лежал хозяин комнаты, дворца и державы – сердар Камбис Второй. Бледный, дрожащий как в лихорадке, накрытый стёганым одеялом до подбородка. Рядом суетились врач и старая кормилица. Хан-го сделал два шага вперёд и поклонился.

– А вот и ты, Хан, подойди, – голос владыки потерял былую мощь и теперь скрежетал полушёпотом, – Ближе, сядь рядом со мной.

Шуофкан присел на край ложа, гадая, что произошло с сердаром. Ранен во время охоты? Болен?

– Все вон! – сердар приподнялся и рявкнул неожиданно громко.

Царедворцы попятились и с поклонами исчезли за дверью.

– Вы тоже.

Камбис уже мягче обратился к лекарю и кормилице. Старуха недовольно заворчала.

– Иди, бибиям, – на лице Камбиса появилась слабая виноватая улыбка, – я должен поговорить с ним один.

Оставшись наедине с шуофканом, владыка откинулся на подушки тяжело дыша.

– Как я тебе, Хан? Похож на умирающего?

– Глупости, Кам, – Хан-Го нахмурился, – ты ещё меня переживёшь.

Жизнь иногда складывается так причудливо, что можно только развести руками. Шуофкан Хан-Го и сердар Камбис Второй дружили. С того момента, как молодой волшебник помог молодому принцу выпутаться из очень скверной истории. Помог и не потребовал награды, даже когда на голову Камбиса опустился царственный венец. Совершенно разные, по темпераменту, вкусам и желаниям, они частенько встречались, играли в «смерть владыки», спорили, просто молчали рядом за кувшином старого вина. Для настоящей дружбы этого бывает достаточно.

– Переживу? А как тебе это?

Сердар откинул одеяло. Всё тело владыки было покрыто язвами. Постель под мужчиной была мокрой от пота и сочащейся крови.

– Скверно. Что говорит лекарь?

Губы Камбиса искривились.