Александр Крылов - Легенды Этриуса: Стойкость Александра

– Повторим? – необдуманно воскликнул мальчик.

– Ты чего творишь? Дурак! – грозно закричал на него отец, судя по всему с трудом сдерживавший себя от гнева.

– Да я не специально. У меня спина заболела, когда я разогнулся, – осекся Александр, начиная понимать, что и почему произошло, но, не зная, как объяснить это.

– Теперь оправдываться будешь, прекращай. Надо все делать осторожнее.

– Можно еще раз попробовать?

Отец протянул сыну колун. Мальчик снова замахнулся и совершил удар по чурбану. В то время как лезвие колуна погружалось в древесину, по какой-то странной случайности рукоять инструмента содрогнулась, а обе руки мальчика ослабили хватку, его стукнуло по кости средней фаланги большого пальца. Он сразу ощутил боль от ушиба, но не подал вида, что ему больно, чтобы не сердить отца, хотя проявление мужества так и осталось незамеченным.

– Саша! Не хочешь работать – не работай, – махнул на него рукой отец, – Постой в сторонке, отдохни.

Его грубость и ноющая боль пальца оказались взрывной смесью для выброса негативных эмоций мальчика. Он тоже рассердился.

– Я стараюсь! Что вы от меня хотите-то, – воскликнул Александр, развернулся и зашагал в сторону дороги. Он не задумывался о том, куда ему хотелось бы идти, просто вышел со двора и направился в конец улицы к прогону между домами. В общем-то, ему хотелось посидеть и подумать о жизни, но на брусчатку, покрытую пылью, садиться все же не следовало, а там, в прогоне, росла трава и цветы, там почти никто не ходил, и это было достаточно подходящее место для того, чтобы отдохнуть ото всех раздражающих факторов. Раздражало практически все – собственные руки, спина, боль в пальце, грубость отца, какое-то невероятное невезение, ну и все остальное.

Александр уселся на траву, вздохнул, обхватил руками колени и принялся наблюдать за бабочкой, которая кружила над цветами перед ним.

– Скучаешь? – подойдя к забору изнутри своего огорода, сказала ему девочка, с которой они водили давнюю дружбу.

– Нет, у меня сейчас плохое настроение, – ответил Александр.

– По тебе видно, что ты сердит на кого-то, хмурый такой. Что произошло?

– Я дурак. Это мне отец сказал.

– Ну ничего страшного. Он просто погорячился.

– Значит, когда взрослые горячатся, то это можно охарактеризовать как «ничего страшного», да?

– Я не знаю. Все иногда горячатся.

– А как нужно реагировать на то, когда кто-то горячится?

– Ну не знаю, Саш, ну успокоить его. Обнять. Поцеловать. В щеку.

– Поцеловать, Маришка? А если у него в руках колун и он зол именно на тебя и никто другой не собирается целовать его в щеку?

– Немного подождать, значит. Пусть он успокоится, – улыбнулась девочка, но в следующую секунду она чуть было рот не раскрыла от совершенного Александром поступка.

Он внезапно дернулся всем телом вперед, схватил ту самую бабочку, которая мирно порхала над цветами, и мгновенно запихнул ее к себе в рот целиком, тщательно прожевал и проглотил, при этом не сводил глаз с Маришки, лицезревшей проделанное им злодеяние. Девочка закрыла нижнюю половину лица руками и взвизгнула.

– Ты зачем сделал это, Саша? – возмутилась она.

– Я погорячился, наверное, – произнес он с наигранной улыбкой.

– Бабочка-то в чем виновата перед тобой? Дурак, – заявила девочка и неспешно пошла вглубь своего огорода, сомневаясь, что мальчика следует оставлять в одиночестве, но своим гневным поступком он вызвал в ней отвращение к себе.

– Все верно, надо подождать, пока я успокоюсь, – окрикнул ее Александр, но даже если Маришка расслышала сказанное им, то маловероятно, что она оценила его странный эгоистичный юмор по достоинству.

Возможно, более адекватным решением в данный момент для него было бы просто попросить подругу обнять его и это действительно принесло бы желанные результаты, нежели свершение такого поистине безумного поступка, как съедание живой бабочки. После чего не каждый увидевший подобное догадается, что, возможно, таким своеобразным способом, призывает обратить внимание или сигнализирует тот, кто нуждается в заботе и внимании.

В лечебнице тянулись долгие дни. Александр скучал по Яне и мысленно готовился к дальнейшей жизни за пределами этого угнетающего забора, в периметре которого он должен был разобраться в своих внутренних проблемах и научиться контролировать себя, не смотря на всяческие попытки мерзкого Червя выбить юношу из состояния равновесия.

Больше падать лицом в грязь Александр не желал. Ему не терпелось доказать всему Этриусу, что он действительно талантливый и умный ларг, что он понимал всегда, просто нуждался в большей поддержке и любви со стороны окружающих. Внезапно появившаяся в его жизни Яна дала ему все то, чего ему так не хватало ранее. Теперь ее любовь окрылила не верившего в себя поэта и художника, воспарила духом и вдохнула силы для новых свершений. Этой очаровательной девушке удалось сделать то, что не под силу было бы никому другому. Она его судьба, и юноша проникся к ней искренней любовью, не сомневаясь в том, что она испытывает к нему точно такие же чувства. Александр и Яна созданы друг для друга и в этом нет сомнения.

В свободное от лечебных процедур время влюбленный юноша занимался творчеством настолько, насколько это являлось возможным, ведь мерзкий Червь не давал ему покоя не только ночью, но и днем. Александр попросил разрешение у своего лечащего врача позволить ему писать картины на улице, на что получил решительное согласие. Пациенту сделали деревянный мольберт, дали в пользование несколько стареньких кистей и масляные краски. Теперь все попытки приставучего Червя выбить его из состояния душевного подъема и вернуть обратно в уныние представлялись бессмысленными, но он не унимался.

– Для кого ты рисуешь свою мазню, щенок? Кому она нужна? – докучал мерзкий голос в голове Александра.

– Не твое дело, – ответил юноша, продолжая ваять картину, которая располагалась на мольберте, поставленном неподалеку от скамейки, на которой обычно он предпочитал коротать свое время на прогулке за написанием стихотворений. Однако после того, как у Александра появился мольберт рациональнее было бы отложить свой блокнот на более позднее время, а день посвятить написанию картин, пользуясь случаем. Находиться в таком живописном месте и не создать ни одной работы было бы не уважительно к очевидной красоте природы, которая каждодневно придавала ему силы и оптимизм еще до появления в его жизни очаровательной Яны. В солнечном сиянии снег искрился вокруг так изящно и притягательно, что художник не мог не увековечить такую невероятную красоту на холсте, которую следует ценить всегда, а не только когда захочется. Александр писал не просто какую-то обычную картину, он выплескивал на него красками свою любовь и признательность к природе.