Макс Маслов - Корона ветреных просторов

Пьяные девицы в округе тоже были не прочь покутить на деньги простаков, они то и дело подмигивали им, словно зазывая в свои расставленные сети.

На небе, прямо над ночным баром, символично из-за тучных облаков показалась полная луна. Лишь она одна сияла на тёмном небосводе. Звёзд видно не было из-за многочисленных огней города. Невысокие, трёхэтажные квартирные дома, выстроенные в простом, невычурном стиле, делали Будё несколько провинциальным, но при этом незатейливо милым. Они возвышались на горных склонах и обдувались сильными ветрами. Сильные ветра всегда были неотъемлемой частью этого города, как и крепкие мужские руки.

Вряд ли Будё можно было назвать городом ночной жизни и гуляний, он был довольно тихим и приятным для глаз. Поэтому бары для ночных гуляний находились ближе к пристани, подальше от жилых построек, там пьяные рыбаки не могли бы потревожить спокойствие жителей. Здесь сорвавшийся шум затихал от завывания ветров, а свежий воздух непременно бодрил изрядно выпивших.

Ночлежка для парней Рейне находилась в квартире семьи Стивенсон, в двух кварталах от бара. Туда Гарри и Коул отвели пьяных друзей, а сами вернулись назад в бар, продолжить своё безудержное веселье.

Мать Гарри и Коула, красивая женщина лет сорока пяти по имени Фреа, уложила Барни и Кевина в кровать, как собственных детей, накрыв их общим одеялом. Так прошли остатки их ночи, уступая место дневным заботам, но ребята спали как убитые ещё долго, пока стрелка настенных часов не дошла до одиннадцати. А после, проснувшись, позавтракав и попрощавшись с хозяевами квартиры, они отправились на паром, плывущий до их родимого Рейне.

Домик Барни Фостера стоял чуть дальше береговой линии Рейне и отличался от всех других зелёным цветом и травяной крышей. Хотя подобное приспособление можно было увидеть здесь не только у Фостера, но его крыша, вдобавок ко всему, выделялась розовыми цветочками, высаженными туда его женой Клер.

Она странным образом признавала только этот цвет и утопала в нём, словно белая бусина.

Маленький садик перед домом был засажен петуньей, которая почему-то не цвела. Радужная калитка, ведущая в сад, уныло поскрипывала, порою играя на натянутых нервах. И как только они согласились обжиться в этих тихих местах, ведь вся родня молодожёнов жила в Осло, там, где они и познакомились как-то осенним днём. Этот же дом достался Барни от его покойного деда, что души не чаял в своём внуке. Так, собственно, юная чета и перебралась в Рейне.

Из собственности, помимо дома, Барни имел небольшую моторную лодку, закреплённую чуть дальше, у берега, возле бревенчатой кладки. Мебель в доме и прочая утварь остались молодожёнам от покойного деда и были в хорошем состоянии. Впрочем, Клер, пытаясь обустроить их небольшое гнёздышко, залитое солнцем, многое перекрасила, как и многое отреставрировала. Она была творческим человеком, со своей бурной, пышной фантазией, обрамлённой кантом позитивности и великолепия. Барни же в этих вещах полагался только на Клер, что прекрасным образом оправдывала его надежды.

Кроме чудесных платьев, швейной машинки и небольшого счёта в банке, Клер не имела ничего. Это приданое, доставшееся ей от родителей, было дорого её сердцу и оберегалось теплом пухлых кукольных рук. Она превосходно готовила, повинуясь экспериментам, что всегда заканчивались похвалой. И любила поухаживать за своим мужем. От того он и спешил к ней домой.

Барни, как и все мужчины его рода, был романтиком, нуждающимся в заботе и любви. Его каштановые волосы, волнистые и пышные, делали его первым красавцем в округе. А уж о скромности улыбчивого парня знали все. Этакий блюститель мира и покоя, всегда готовый прийти на помощь. Этот мир извечным гостем царил и в его семье.

Время, приближающееся к обеду, наконец привело бродягу домой. Обычно он никогда не был в Будё больше дня. Так вышло и в этот раз.

Клер спала на белоснежной кровати, укрытая одеялом из солнечного света, падающего из окна. В этом божественном лучистом покрывале тысячи мелких пылинок касались её лица и вновь ускользали прочь, словно повинуясь микроскопической магии вокруг. На ней был лёгкий бледно-розовый халат до пят, а волосы, волнистые, светло-русые, ниспадали на плечи.

Барни замер над ней неспешным путником, всматриваясь в приятные сердцу черты лица.

– И кто сказал, что принцессы должны быть только стройными? – зародившийся в мыслях вопрос заставил его улыбнуться.

И он, наклонившись, тихонечко поцеловал её в губы.

Она тут же проснулась, озарив всё вокруг глубокими голубыми глазами, обрамлёнными пучками длинных ресниц, и нежно, словно малое дитя, прошептала:

– Ты вернулся.

Мужская душа возликовала в порывах неприкрытой нежности. Барни поглаживал пальцами её белоснежную ручку, лежащую на подушке, пока Клер тихонечко мурлыкала.

– Я всегда буду здесь, – пообещал он, – даже если наступит вечная тьма.

Последнее прозвучало приятно, но как-то мрачновато.

– Разве тьма может быть вечной? – Клер улыбнулась, нарушив покой безмятежного тела. Ноги приспустились на пол, и холод засевшим подкроватным монстром ущипнул её пятки.

– Я не знаю, – ответил Барни. – Но это и не важно. Гораздо важнее та новость, что ты так усердно прячешь в своей головушке.

Он коснулся её волос, и пытливые глаза застыли в вопросительном томлении. Особая новость из довольно милой записки зудела на его губах. Но Клер, заигрывая с юным сердцем, не спешила её раскрывать.

– Какой нетерпеливый, – облизнулась она. – А пообедать, поласкать жену.

– Это я люблю, – подмигнул Барни, с озорством заключив Клер в своих объятиях.

Она вырвалась, пощекотав всего лишь его бока, и проскользнула на кухню. Он последовал за ней, по лёгкому шлейфу её свежих, воздушных духов.

– Плутовка, да и только, – подметил возбуждённый юнец.

– А ты моя морковка, – скорчив личико, ответила Клер.

Она, словно воздушная курочка, летала по сторонам кухни, то поставить чайник на конфорку, то взять тарелку, кокетливо улыбаясь ему.

– Ни за что не скажу! – отводила взгляд.

Но Барни, встав встревоженной тенью прямо перед ней, дал понять, что больше не хочет ждать ни секунды. И тогда Клер, окончательно прекратив затянувшуюся игру, наконец-таки сдала свои позиции. Смахнув со лба его густой чуб, она с придыханием ответила:

– Ты станешь прекрасным отцом.

Секунд пять Барни не мог сказать ни слова. Он словно окоченел от этой новости, которую так долго выжидал. А после, забавно подпрыгнув, угодил в объятия своей розовощёкой пампушки.

– Да-а-а-а, – закричал он. – У меня будет сын!

– Ну, может, и дочь, – предостерегла Клер.

Внезапно в их дверь кто-то постучался, бессовестно оборвав всю беззаботность воркующих голубков. Ещё не угасшая радость от окрыляющей новости немного уступила свои позиции вполне уместному вопросу: