Владимир Нащёкин - Завтра будет ещё лучше!

Мы любили отдыхать с друзьями у них в саду, особой популярностью пользовались жареные крылышки в специальном соусе, рецепт которого знала только моя мама.

Петровы – самые душевные и гостеприимные из всех, кого я знал, к ним многие обращались за помощью, а наши друзья не отказывали никому, хотя сами жили небогато.

Если честно, мне это не очень нравилось – дело не в ревности, просто на душе становилось неприятно, когда наивность моих друзей использовали соседи и все, кому не лень.

Петровы видели в людях только хорошее и всегда обижались, если с ними не соглашались.

– Какой, всё-таки, молодец, Васильев! – восхитился однажды Павел Андреевич в своей простодушной манере, вспомнив о соседе. – Такой дом отстроил, трудяга – а ведь всё своими руками, он мне сам рассказывал. Дай Бог ему здоровья!

От неожиданности я поперхнулся куриным крылышком, поэтому не успел сказать, откуда самый честный в мире Васильев взял огромную сумму на постройку роскошного дома, как в рекордные сроки оформил землю, на которую претендовало до этого несколько человек и какими замечательными словами называли бывшего начальника знакомые, рассказавшие мне о нём немало интересного.

Петровы жили в уникальном мире, где не существовало лжи, предательства, корысти и другой грязи – поэтому старались воспитывать так и дочь. Но она видела в таком подходе совсем другие перспективы.

– Так, вы пока посидите, а я – в магазин поеду, – прервала наш разговор Наталья, вернувшись из дома в дальний конец сада, где мы отдыхали.

– Солнце, какой магазин! Я же всего накупил, – возмутился Андрей. – Пора уже нам…

– К нам Леночка приезжала пока вы тут общались, – многозначительным тоном ответила Наталья и Петров осёкся. – Ой, вы даже не представляете! Даже не представляете, какая она у нас умница! А хозяйственная! Не хочу хвастаться, но сейчас таких больше нет. Руки просто горят в труде. Не минуты не посидит – всё для дома, всё для семьи!

– И правда, редкость, – вежливо согласился я, заметив, как бесхитростная речь тронула отца до слёз, которые он украдкой вытер.

Я отправился в дом, чтобы помочь донести посуду и увидел зрелище, которое до сих пор стоит перед глазами. По сравнению с ним картина варварского разгрома – просто праздник пионеров в Доме Отдыха.

Холодильник оказался открытым, словно кто-то в спешке забыл о дверце – а внутри не было ничего, кроме нескольких одиноких кусочков льда, хотя ещё утром мы вместе закупили всего на две семьи.

– В следующий раз лучше у нас соберёмся, – твёрдо пообещал я, представляя, что творится на душе у Натальи, которая всю жизнь отдавала самое лучшее дочери.

Сани, мои сани!

В тот день Клавдия Степановна подготовилась особенно тщательно, продумав годами разработанный план до мелочей: фирменные оладьи уже румянились аппетитной округлостью, весь дом сверкал украшениями, весёлыми гирляндами и яркими плакатами собственного производства, а в углу уже ждали санки, поблёскивая озорными ленточками на боках.

Главное – атмосфера праздника. Его неповторимое ожидание. Сладкое предвкушение. Любопытный восторг и даже стремительный кураж. Уж кто-кто, а почтенная дама в свои шустрые восемьдесят четыре знала в этом толк как мало кто.

***

– Ну а вдруг она всё-таки не придёт сегодня? – не выдержал самый младший Стёпка и поправил дырявую шапку с оленями. Для важности шмыгнул носом и выглянул из-за забора. И правда – никого.

– Не выдумывай. Она ещё ни разу не пропускала, – одёрнул его долговязый Андрюха по кличке Жердь. – А значит не коптим и ждём команды.

– Ну да, – пискнула тоненьким, почти хрустальным голоском Анютка, которую почти не видно было из-за санок. – Я же вот тоже. Жду. Терплю. И не коптю как все.

– Ждём, – авторитетно заявил Андрюха и надвинул Стёпке шапку на самый лоб – теперь дырка оказалась почти на уровне глаз. Все захохотали.

***

Она появилась через полчаса, держа тяжёлый поднос с горкой горячих оладий – детвора тут же с визгом кинулась к угощению.

– С Наступающим, галчата! – засмеялась Клавдия Степановна. – Не спешите, всем хватит. Совсем горячие оладушки ещё. Ну как?

– Кайфифе файфовое! – пробубнил с набитым ртом Стёпка и потянулся сразу за тремя.

– Сэнькью, – улыбнулся Жердь.

– Чего-чего? – удивилась бабушка. – Подавился? А ты не спеши и не жадничай. Всем же хватит, верно, галчата мои?

– Угу. Это он говорит «кайфище кайфовое», – пискнула Анютка. – Вам, наверное, тяжело держать целый поднос? Давайте, я помогу! – она растопырила ручонки и подскочила к подносу, который был больше неё самой.

– Пустяки, совсем не тяжело – я знаете, какая сильная? У-ухх! Только надо говорить не «фуфище» это и не «фенькью», а «благодарю». Вы же у меня культурные, вежливые детки? Ещё хотите, галчата? У меня и горячий шоколад уже готов – дожидается одних вежливых деток-галчат. Весёлых сорочат. Захолодали, небось, с дороги, заполошные?

– Угу, – кивнул Стёпка. – Это… захолодались. А ещё оландосов дадите? – Андрюха незаметно показал ему кулак.

– Благодари-и-им! – хором спохватились озорники.

– Ну вот. Прям на душе засветлело – от доброго благодарения и здоровье улучшается, и настроение. Так что не забывайте никогда друг друга благодарить.

***

Затем наступил Настоящий Шоколадный Праздник – баба Клава умела варить это сладкое чудо так, что в животе всё пело от восторга, а оладьи казались ещё вкуснее. Стёпка слопал столько, что от неимоверных усилий плюхнулся на бабушкин диван и охал, пока к нему не подполз Бурлак – озорной хаски с разноцветными глазами: один голубой, а второй – зелёный.

И стал обнюхивать малолетнего оладоеда на предмет поглощённых сокровищ. Мальчик засмеялся и стал чесать пушистого детектива за ухом – а тот закатил глазки, поджал лапки и поскуливал от восторга.

Детвора захохотала, всем сразу захотелось поиграть с Бурлаком – они бегали вокруг небольшой, но с невероятным вкусом наряжённой ёлки, а резвый пушистер с радостным воплем догонял ил, шутя хватал за ноги – это означало, что «пойманный» должен угостить хвостатого атамана оладушком или провести с ним сеанс пузомассажа.

***

Но вот пришло время самой ожидаемой части Праздника. Санки уже стояли перед дверью, готовые к приключениям, а Бурлак прыгал вокруг них и подвывал от нетерпения.

Детвора высыпала во двор, где у бабы Клавы поджидала самая взаправдашняя горка, которую так старательно готовили и заливали всей улицей.

Увидев снежную трассу, Бурлак замахал хвостом и бросился к хозяйке, словно желая сказать: «Да! Да! Да! Мои любимые! Мои! Мои замечательные санки! Ну привяжите их! Дайте, дайте их обнюхать! Привяжите же их скорее! Я хочу помчаться, помчаться в эту пушисто-белую снежность и поймать зубами шустрый ветер! Ау-у-у-у-у-у-и-и-о!!!»