Д.Дж. Штольц - Демонология Сангомара. Удав и гадюка

– Помолчи, – перебил его Вицеллий. – Ни слова больше про него, понял? Это слишком ценная вещь.

Юлиан нахмурился, но кивнул, согласившись.

– И рабыне скажи, пусть помалкивает… – заметил Вицеллий уже на подходе к постоялому двору с вывеской “Золотой ломоть”.

Они остановились в центре Мастерового района, на улочке с удивительным названием “Дождливая”. На пятиэтажном постоялом дворе, достаточно аккуратном и чистом, выкрашенном в желтые и коричневые цвета, с харчевней на первом ярусе, Юлиан снял две комнатушки. Снял на самом верху, как любил – под чердаком, уповая на то, что качество укрытой красной черепицей таверны не соответствует названию улочки. Заплатил с десяток звонких монет за комнату, самую обычную, которую в Ноэле можно было снять за вдвое меньшую сумму. Затем вспомнил, что почти за то же самое в Аль’Маринне отдал всего шесть серебряных.

– Ну и цены у них здесь, – подняв удивленно брови, проговорил Юлиан. Скрягой он не был, но цены всегда подмечал, ибо память о нищем прошлом следовала за ним по пятам.

– Элегиар не зря золотым называют! Он не для бедняков, – саркастически ответил Вицеллий и обратился к Фийе: – Ты, почисть мой выходной костюм к утру.

– Вицеллий, пора бы вам на рынке приобрести слугу.

Граф нахмурился и покачал головой женщине, когда та уже пошла принять из рук Вицеллия его вещевой мешок.

– Я не вижу в этом смысла.

– Я тоже не вижу смысла в том, что вы эксплуатируете мою айорку.

– Она рождена для этого, Юлиан, – как ни в чем не бывало пожал плечами Вицеллий. – Все мы рождены для какой-нибудь роли.

– Я все сказал! Встретимся завтра утром.

Раздалось легкое, но выразительное покашливание. Граф развернулся и увидел сложившего в негодующей позе руки мужчину, который стоял и ждал, пока ему уступят дорогу в его комнату. Беседа проходила посередине коридора, и Юлиан, решив не выносить исподнее на обсуждение, взял Фийю за рукав и завел в комнату. Хлопнула дверь. На это Вицеллий лишь поднял брови, недовольно причмокнул и, смерив оценивающим взглядом по-простому одетого незнакомца, вероятно, какого-то ремесленника, пропал в каморке.

– Тео Юлиан, вы какой костюм наденете? – чуть позже спросила Фийя, расчесывая короткие волосы графа и продевая в них украшения.

– Темный. Здесь, как я понимаю, люди тяготеют к черному.

– Темные люди… – попыталась пошутить Фийя, но Юлиан не ответил.

Граф разложил разменянные у трактирщика монеты по небольшим кошелям, которые спрятал на своем теле – в крупных городах процветало воровство и повсюду сновали карманники.

Вечерело. Отдохнув, воодушевленная Фийя привела себя в порядок и надела любимое мышиное платье с серебряной брошью в виде цветка олеандра. Ее, как и сережки с колечками, подарил Юлиан, так что айорка решила прогуляться во всей красе, со всем подаренным сразу. Напоминающая еще туманное зимнее утро, с красотой темных волос, подчеркнутых холодным сиянием серебра, она нежно обвила шею графа и поцеловала.

– Пойдем осмотримся, – Юлиан вынырнул из мыслей о загадочном мешке. – До ночи еще далеко.

– Как скажете, тео Юлиан, – засияла Фийя. – А мы на рынок пойдем?

– Можем и туда заглянуть, но застанем лишь полупустые прилавки, – мягко улыбнулся граф, пряча под накидку еще один кошель. – Ты не забыла, как меня зовут, Фийя?

– Да как вы можете, тео Юлиан, такое говорить! Вы же… – потом замолкла. – Ах, да… – Тень негодования легла на милое личико айорки. – Вы теперь Юлиан Гор’Ахаг. Вам не идет эта фа…

– Тише, Фийя. Я спросил тебя не затем, чтобы все вокруг услышали, кто я. Лишь хотел убедиться, что ты запомнила.

– Конечно запомнила, тео Юлиан! – служанка всплеснула руками.

– Ладно, пойдем. И не забудь, ты – свободная.

Спустя пару минут молодая пара покинула “Золотой ломоть” и неспешно прогуливалась вдоль широкой Дождливой улицы, ведущей ко внутреннему городу. На удивление Юлиана, в Элегиаре даже под вечер гуляло много праздных зевак. Город галдел и шумел, жил бурно и ярко. Графу приходилось следить, чтобы ловкая рука какого-нибудь горожанина или ребенка, якобы случайно проходящего мимо, не занырнула под его плащ.

Многие элегиарцы одевались в темное, украшали себя желтым цветом, но обязательным атрибутом каждого горожанина были черные ленты. Носили их гордо, вязали на самое видное место, и даже, как показалось графу, косо посматривали на тех, кто был без символической полоски ткани.

– А что это за ленточка, тео Юлиан? – спросила осторожно Фийя, держась нежной ручкой с серебряными колечками за локоть графа.

– Мне кажется, это указание на принадлежность Мастеровому городу.

Граф задумался и стал внимательно рассматривать каждого проходящего. Те, кто был одет иначе, не как элегиарцы: темное с желтым, изредка красным, с наручами и декоративными наплечниками, – не носили черных лент.

– Да, Фийя, это показатель статуса. В Элейгии всех людей и нелюдей относят к условным четырем общим классам: рабам, свободным беднякам, ремесленникам и господам. В эпоху расиндов, в 15-17 столетии, представители ремесленного сословия и их семьи обязаны были иметь нашивку, – Юлиан сморщил лоб, вспоминая книгу по культуре расиндов из библиотеки. – Да, нашивку черного цвета. Но они были очень неудобны, потому что их приходилось пришивать на каждую рубаху либо платье. Скорее всего, ленты – это дань уважения прошлому или просто скоротечная мода.

– А когда вы это успели узнать, тео Юлиан? – распахнула рот Фийя. – Кто вам это сказал в городе?

– Фийя, Фийя… – с улыбкой покачал головой граф, поглядывая на айорку сверху вниз. – Книги в библиотеке нужны не только для того, чтобы протирать с них пыль.

Айорка лишь повела плечами. Как ни пытался Юлиан ее научить читать, ничего толкового из этого не вышло. Первые десять лет граф всячески старался приобщить простоватую девушку хоть к каким-то знаниям, но после череды безуспешным попыток бросил эту затею. Проще было обучить чтению Кельпи.

– От них действительно очень много пыли, тео, – надула губы Фийя, вспоминая свои мучения с библиотечными полками, а затем простодушно выдала свою сестру: – А Ада всегда называла ваш кабинет пылесборником.

– Кому пылесборник, а кому – память человечества, обычно столь скоротечная в жизни, но в книгах запечатленная на века.

Ответом снова стало лишь фырканье айорки, которая была уверена, что от книг пыли больше, чем толку.

– Ладно, я вижу, тебе это не интересно…

Вдруг справа мелькнуло алое пятно. Юлиан повернул голову. В струящихся одеждах, укрытая невесомой накидкой кровавого цвета, брела девушка. В ее каштановых локонах сверкали украшенные кольцами и золотыми монетами иссиня-черные рога, чуть загнутые вверх.