Джонатан Френч - Реальные ублюдки

Блажка ухватила Аламру за руку, когда та проходила мимо, притянула к себе и прошипела:

– Поймаю тебя, если будешь трахаться с парнями за услуги или послабления, – вернешься в пустоши, и неважно, будут там демоны-псы или нет. Поняла?

– Поняла.

– Надо отвечать: «Да, вождь».

– Да, вождь.

Отпустив ее, Блажка подавила нарастающий кашель.

Мед встал рядом.

– Я на минуту подумал, ты всех троих убьешь. Крутой прием, вождь.

– Никакой не прием. Я бы и убила, но…

– Нутро подсказало, что не надо.

Блажка кивнула.

– Они либо говорят правду, либо чертовски хорошо фиглярят. Надо, наверное, попросить Лодыря оценить их выступление.

– А ему ты уже, значит, доверяешь?

Он попытался это скрыть, но Блажка уловила в его голосе упрек. Это заставило ее задуматься.

– Доверю ли я ему свою жизнь? Нет. Этого достойны только посвященные братья. Но я не думаю, что он желает нам зла. Он не появился с набухшим стручком на наше копыто. Думаю, такое будет вызывать у меня подозрения до самой смерти.

Мед медленно кивнул, соглашаясь. По тому, как его взгляд дрогнул и сжался рот, было видно: он что-то замалчивает.

– Что?

– Ну… – Мед провел рукой по своему эльфийскому гребню. – Он появился с набухшим стручком не на копыто.

Блажка пожалела, что подстегнула его, и заставила его пожалеть, что подстегнула, одним своим взглядом.

– У меня опять непреодолимое желание всадить в кого-нибудь стрелу.

Мед начал пятиться в сторону.

– Пойду-ка лучше соберу ребят.

– Что-то ты очень умный стал, нахрен.

Ублюдки собрались в заброшенной лавке бондаря – там же, где когда-то проголосовали за то, чтобы сделать Блажку вождем. С тех пор это место стало у них новым залом собраний. Мед сидел за старым бондарским верстаком, Хорек с Облезлым Змеем – по бокам от него. Дуболом взгромоздил свое грузное тело на стопку досок за ними. Колпак стоял на своем обычном месте, прислонившись к стене возле недоколоченных гробов. Никто не говорил ни слова. Не было больше той привычной веселости и подколов, с которых собрания копыта начинались даже в самые трудные времена.

Блажка обычно проводила их стоя, но сейчас позволила себе перенести тяжесть прошлой ночи и этого дня на край старой бочки и, пробежав рукой по туго заплетенным локонам, развязать кожаный ремешок, что удерживал их вместе. Затем раздраженно стряхнула с волос пыль и посмотрела на Дуболома.

– Как свинья?

Дуболом вытащил из своего деревянного сиденья торчащий гвоздь и поднял перед собой.

Блажка ухмыльнулась.

– Сильно. Молодец. Надеюсь, она выкарабкается. Кто-нибудь помнит, как Щерба ее звал?

После непродолжительной паузы раздался тонкий голос Колпака:

– Сиротка.

Блажка увидела, как у Хорька просияли глаза и приподнялись уголки рта.

– Не надо, – отрезала она, как только он набрал воздуха, чтобы пошутить.

Хорек щелкнул зубами.

– Хорошо, – сказал Мед, протяжно выдохнув. – Теперь мы знаем, почему сейчас голодаем. Эти… гиены вычистили наш удел. Сначала перебили всю дичь, а сейчас перехватили нашу повозку.

– Ты же не считаешь так на самом деле, – сказал Облезлый Змей. – Ни одна стая не может вести себя так продуманно.

Змей пытался убедить в этом сам себя, искал другие объяснения. Но он видел то же, что видели остальные: тварей, от которых не оставалось трупов. Тварей, загнавших матерых ездоков в непроходимую местность, чтобы забить там, куда редко доходят патрули.

– Штукарь может.

Все уставились на Блажку. На ее лице, должно быть, застыла такая уверенность, что никто не решился ей возразить. И она действительно была уверена в своем мнении. Она просто чуяла этого пузатого тюрбана в открывшейся им чертовщине.

– Тогда, – медленно проговорил Мед, – это означает, что Шакал его не нашел.

– Или, наоборот, нашел, – добавил Колпак.

– Так… – вступил Хорек, – если Штукарь снова в Уделье, это значит, что Шакал…

– Я не знаю, – оборвала его Блажка, постаравшись, чтобы слова не прозвучали слишком резко, но ей не удалось. – Я знаю только, что первые месяцы мы как-то держались. Потом кончилось вино, деревья погрызли вредители, а теперь, когда мы ослабли от голода, появляются хихикающие демоны, и от всего этого несет жирным тирканианским тюрбаном!

И подскочив, Блажка пнула бочку, стоявшую позади нее, и пробила клепку.

Наступила тишина. Затем Мед прочистил горло.

– Нам нужно сообщить в Шквал бивней.

Блажка об этом уже подумала.

– Я пошлю птицу.

– Мы уверены, что она долетит? Если Штукарь пытается нас отрезать, он не пропустит…

– Знаю. Но я не могу рисковать, посылая туда кого-то из вас. Твари явно нацелены на маршрут между нами и Пучиной. Если они намерены нас отрезать, ни один ездок, ни из нашего копыта, ни из их, не одолеет этот путь. Если шесть полуорков не смогли, то что говорить об одном? Мы не можем туда ехать. И сейчас меня больше волнует, как нам прокормить людей. Сколько мы сможем продержаться с тем, что у нас осталось?

– При текущих нормах? – Мед вздохнул. – Недели две. Но еле-еле. После этого будем есть то, чем сейчас кормим свинов. Потом…

Ублюдки позволили воцариться тишине.

Забить варвара ради мяса было почти немыслимо. Копыта, которые к такому прибегают, с тем же успехом могли бы просто умереть с голода. Но эти идеалы не будут иметь смысла для поселенцев, когда умирать начнут их дети.

– Нас еще и прибавилось. Появилось пять новых ртов, которые нужно кормить. Двое кочевников и три соплячки. Завтра посмотрим, чего они стоят. Но пока эти женщины имеют статус соплячек, с ними и обращаться нужно как с соплячками. То есть спать с ними нельзя.

Хорек ухмыльнулся и толкнул Меда локтем.

– Черт, а я, знаете ли, присовывал соплякам в зад разок-другой. Иногда им это даже нравилось.

– Надеюсь, ты шутишь, Хорек. – Блажка вздохнула. – Беда в том, что я не пойму, так это или нет.

– А ты спроси нашего юнца. – Хорек подмигнул через стол Облезлому Змею.

Раздался треск ломающейся древесины.

– Сделаешь что-то с теми женщинами, Хорек, и сам останешься без стручка! И надеюсь, он у тебя правда такой большой, как ты рассказываешь, потому что это будет единственное, чем ты будешь питаться целый месяц, нахрен!

Блажка обнаружила, что краешек одной из досок стола отломился, когда она стукнула по нему правой рукой. Затем она почувствовала, как ее легкие онемели, и не смогла сдержать приступ кашля. Когда она пришла в себя, все копыто сидело неподвижно и пристально смотрело на нее. Большинство глаз широко распахнуто, только Колпак сдвинул брови.

– Долбаные опилки, – сказала Блажка, прочищая забившееся горло. Сморгнув выступившие слезы, она снова села на место и оглядела братьев. – Вольным ездокам нужно уделить больше внимания, чем новым соплячкам. Сосредоточьтесь на них.