Маргарита Криштафович - Иная

Периодически мы путешествуем по другим лабораториям НИЛЗ, где меня помещают в специальные камеры, вызывающие проявление разных эмоций и фиксирующие их активность и силу.

Я побывала в разных камерах: звуконепроницаемых, светонепроницаемых, лимфодренажных, вакуумных, ультразвуковых, спектральных и еще много в каких. Некоторые названия мне сложно выговорить, не то что запомнить. Вот в камерах чувствую себя по–разному, не всегда комфортно. Иногда бывает очень страшно или очень холодно. Но, как говорит мой доктор, «для спасения целой планеты можно и потерпеть». Спасать планету я, конечно, не собираюсь, но от помощи в научных исследованиях не отказываюсь. Тем более что от меня многого не требуется.

– Виталина, добрый день. Спасибо, что сразу откликнулась. Присаживайся, в ногах правды нет.

Профессор улыбнулся, оторвавшись от созерцания странных рисунков на визуальной панели, занимающей полстены слева от окна, и указал на мягкое кресло для посетителей. Затем подошел к столу и уселся в кресло напротив. Симпатичный, темноволосый, голубоглазый, слегка взволнованный и, как мне показалось, немного уставший.

– Постараюсь коротко обрисовать ситуацию. В Лаборатории случился переполох в связи с новостью о появлении эмоций у равнодушного. Редчайший случай, в моей практике первый. Думаю, ты помнишь, мы обсуждали эту тему. Подобное событие произошло в 2277 году.

Я кивнула. Ферт продолжил:

– Молодой человек из Найрата, зарегистрированный ранее как равнодушный, сегодня проходил эмоциональный скрининг в одном из медицинских центров Эль–Хаттара. После интерпретации теста прежний статус парня был изменен на новый – ЭЛ. Его личные данные в Единой Базе Населения Земли уже обновлены. Как только нам сообщили, мы сразу же принялись за работу. По горячим следам, так сказать.

– А меня Вы пригласили, потому что этот молодой человек – мой сосед? – решила прояснить ситуацию я.

– Отчасти, да, – профессор одобрительно кивнул. – И не просто сосед, а друг. Ты лучше других знаешь Тимура Али и можешь помочь в описании его привычек и образа жизни. Возможно, это упростит дальнейшие исследования и облегчит поиск причины, вызвавшей возникновение эмоций у равнодушного. Ученые умы бьются над этим почти столетие, нельзя упускать такой удачный шанс приблизиться к истине.

– Понимаю. Постараюсь помочь.

– Есть еще кое–что. Нужно проверить одну гипотезу, над которой я работаю уже несколько лет. Сейчас самый подходящий случай. Идеальный, я бы сказал. Давай спустимся в лабораторию, там расскажу подробнее.

После непродолжительного спуска лифтовой кабинки на подземный уровень мы оказались в знакомом запутанном коридоре, по обеим сторонам которого размещаются лаборатории НИЛЗ. Внутреннее содержание некоторых я, как всегда, попыталась разглядеть сквозь стеклянные стены, и, как всегда, ничего не получилось: стекла искажают пространство. Большая часть лабораторий по–прежнему наглухо заперта массивными железными дверями с предупреждающими надписями «Не входить!» или «Вход только для участников эксперимента».

– Так что за гипотеза? – спросила я, усаживаясь в указанное доктором кресло.

– Существует так называемый феномен «эмоционального заражения», – приступил к объяснению Ферт, ныряя в сейф и выуживая оттуда ящик с измерительными приборами. – Эмоции, проявленные одной личностью, вызывают сходные эмоции у другой личности, которая эти эмоции наблюдает. Этот эффект известен уже давно, он был неплохо изучен на примере поведения толпы. Ты, наверное, замечала, что в окружении жизнерадостных людей непроизвольно поднимается настроение. А еще улучшается самочувствие, проблемы перестают казаться неразрешимыми, на жизнь начинаешь смотреть веселее и проще. Как говорится, улыбайся чаще и чаща улыбнется тебе.

На последней фразе мое лицо накрыла прохладная маска–пленка с аккуратными отверстиями для глаз, носа и рта. Я улыбнулась, доктор ответил тем же.

– Примерно так, – кивнул он и принялся навешивать на мою голову приборчики и датчики. – Считается, что во время взаимодействия двух людей настроение и эмоции передаются от более экспрессивного человека тому, кто пассивнее. Причем независимо от валентности эмоций, то есть не важно положительные эмоции или отрицательные. Значение имеет только их сила. Чем сильнее эмоции передающего, тем заметнее их проявление у принимающего. Увидеть это невооруженным глазом не всегда удается, особенно когда эмоциональный обмен проходит на тонком, почти незаметном уровне. Зато электронные датчики позволяют фиксировать даже малейшие признаки эмоциональных проявлений.

Я читала об этом феномене несколько лет назад. А потом очень надеялась, что с его помощью смогу вызвать эмоции у Тимура. Похоже, мой доктор мыслит в таком же направлении.

Закрепив на моем виске собранную конструкцию, Ферт продолжил:

– Сила твоих эмоций огромна, особенно в моменты глубоких переживаний. Ты сама видела, как система сходит с ума, пытаясь сделать расчет, когда показатели превышают установленный для оборудования предел.

Я хихикнула, вспомнив, как лет пять назад при просмотре видеоролика об убегающем от огромного грязного волка белом зайчике я плакала навзрыд, когда мне показалось, что волку удалось поймать пушистика. А в следующее мгновение я выпрыгнула из кресла от радости, увидев, что зайка, живой и невредимый, выскользнул и убежал. При этом я упала на пол и так больно ударилась своей пятой точкой, что потом несколько дней эта самая точка ощущалась очень даже не точкой, а приличных размеров областью, на которой было больно сидеть.

Пока я на полу сияла от счастья, приборы издавали ужасные пронзительные звуки, лампочки сенсоров мигали красным светом и громко пищали. Эксперимент пришлось прекратить, так как несколько датчиков вышли из строя. Помню, как профессор сделал большие удивленные глаза и спросил: «Виталина, эмоции отправили тебя в полет?»

Ферт, видимо, тоже во всех красках вспомнил ту ситуацию. Мы переглянулись и рассмеялись. Да уж, летать я тогда не научилась, зато лабораторию моего доктора оснастили самым мощным на тот момент оборудованием в области измерения эмоций.

– Фингер–кроссы? – с улыбкой спросил профессор, ставя небольшую платформу у моих ног.

– Ага, – кивнула я, снимая туфли.

Эта платформа – как раз одна из тех инновационных технологических разработок последнего поколения, что досталась Ферту после нашего улетного эксперимента.

Как только стопы коснулись прохладного, приятного на ощупь материала, он мгновенно стал теплым и подвижным. Через три секунды мои ножки оказались в плену чего–то ярко–зеленого желеобразного, напоминающего со стороны кроссовки с пальцами. Ну и немножко лягушачьи лапки. Вот это нечто мы с профессором и прозвали фингер–кроссами.