Майк Даймонд - Девять жизней

– Четыре… – прохрипел Бене и закашлялся. Жажда буквально высушила его глотку. – Четыре четверти.

– Не густо, – мальчишка выбрался из-под стойки и бросил равнодушный взгляд на посетителя. – Есть грибная похлебка и немного пива с позапрошлого вечера. Похлебка холодная. Греть не буду, недосуг. Пиво выветрилось давно и, как мне думается, прокисло.

Бенедикт покорно кивнул. Ему ни раз приходилось совать в рот такое, на фоне чего холодный суп и старое пиво казались королевской едой. Разжав кулак, он с сожалением смотрел, как монетки, одна за другой, с глухим звоном падают на столешницу. Мальчишка только хмыкнул, пожал плечами и не спеша вышел из зала. Впрочем, вернулся он быстрее, чем мог бы. Оставив заказ перед гостем, он проворно смахнул деньги в пригоршню и вернулся за стойку.

– Хоть бы барахло постирал, – буркнул паренек напоследок. – Проветривать теперь…

Ел Бене медленно, пытаясь растянуть трапезу, хотя почти не ощущал вкуса. Голова напоминала пустой бочонок. Редкие мысли крутились в ней вяло, словно в студне. Так всегда случалось после очередной попытки.

– Восьмая. Неудачная, – констатировал он, словно подводя черту.

Бене не знал, что с ним творилось. Он хотел смерти Иворна Хонны, жаждал ее всеми фибрами своей измученной души. Каждый вечер, устраиваясь на ночлег в какой-нибудь полуразрушенной лачуге, он обдумывал, строил новые планы, просчитывал варианты. Да, считать у него получалось хорошо. Под звонкий скрежет точильного камня о нож Бене мысленно перерезал Иворну глотку, вешал его, топил, проламывал череп увесистым булыжником… Он перебрал сотни самых изощренных способов убийства и ни разу не колебался. В своих фантазиях. На деле же все оказывалось куда сложнее. Как ни старался, он просто не мог заставить себя сделать это, не мог пересилить себя.

– Тряпка. Бесхребетный выродок.

Он откинулся на спинку стула, влил в себя остатки теплого пива и прикрыл отяжелевшие веки. Ему нужен был отдых. Всего лишь краткая передышка, когда не надо никуда бежать, вкалывать в доках, надеясь на честность нанимателя, клянчить мелочь. В эти минуты он мог притвориться, что все не так уж и плохо. Мог перенестись из Тихого Города в одно из заведений Торгового квартала у самых крепостных стен. Мог представить обжаренную на углях телятину вместо вчерашней бурды. Мог оставить щедрые чаевые и…

– Ни хера вы не можете, выродки!

Бенедикт вздрогнул, едва не упав со стула, и распахнул глаза. Все-таки он задремал. Непростительная глупость! Следовало доесть и, не привлекая внимания, убраться подальше. Крики никогда не доводили до добра, даже если кричали не на него.

– Хонна, Хонна, Хонна! – снова послышалось с кухни. – Заткнитесь оба! Что за уроды… Где он ее прячет, а?! Ну? Чего молчите?

Кто-то робко ответил на гневную тираду, но звон кастрюль не позволил расслышать слова.

– Да заткнись ты! – Некто распалялся все сильнее. – Если я не верну ее вовремя, то посажу жирное пятно на свою репутацию! Можете вы это понять или нет?! Что сложного?! Вот ты мне скажи, что в этом сложного?

– Наверное, ничего, босс, – громовым раскатом прогрохотал новый голос.

– Вот! Даже этот олух знает, что к чему. Вы же… – монолог прервала краткая пауза. – Рогри, бестолочь, кончай уши греть! Лучше плесни чего-нибудь.

Дверь в кухню распахнулась, и в зал ворвался управляющий. Взмокший, растрепанный и красный, как редис, он впопыхах зацепился за стул и, едва устояв на ногах, ухватился за стойку.

– Мика! Мика, чтоб тебя!

Служка выбрался из чулана, что-то опрокинув по пути, и озадаченно покосился на Рогри. В руках он сжимал коротенький ножик и наполовину очищенную картофелину.

– Так, – корчмарь выпрямился. – Быстро в погреб! Принеси… – он задумался, – принеси красное сухое из… хотя нет, лучше белое…

Рогри мельком окинул зал взглядом и внезапно запнулся. Глаза его округлились то ли от удивления, то ли от ужаса, то ли от всего сразу.

– Бене, – выдохнул он. – Чтоб тебя… Бене, выметайся отсюда! Живо! Это ты его пустил? – яростный взгляд пригвоздил служку к стене.

– Ну…

– Козлина ты тупая! Неужели нельзя пораскинуть своим куриным мозгом? А ты чего сидишь?!

Бенедикт с сожалением посмотрел на остатки похлебки. Уж очень дорого встал ему сегодняшний завтрак. Но выбирать, опять-таки, не приходилось.

– Живее! – выпалил Рогри и покосился на служку. – Ну а ты чего вылупился, придурь? Вино! Живо!

– Так какое нести-то?..

– Ах ты ж господи! – управляющий застонал, устремив отчаянный взгляд в потолок.

В этот самый момент, грохнув о стену, снова распахнулась кухонная дверь, и в зал по очереди вошли несколько мужчин. Стройный брюнет что-то тихо втолковывал крепко сбитому бородачу, не обращая внимания ни на кого вокруг. Следом за ними показался чернокожий гигант.

Этого человека Бенедикт уже встречал и теперь жалел, что не успел убраться из таверны вовремя. Велфорд одним своим видом вселял страх в окружающих. Да, он, без сомнения, был самым высоким человеком, какого Бене доводилось видеть. Самым высоким и, разумеется, самым сильным. Очертания его могучих мышц проступали даже сквозь кожаную куртку, а россыпь мелких шрамов на лысой голове и сбитые костяшки пальцев говорили о бурном прошлом. Но совсем не это пугало Бене. Велфорд был лишь охранником, а это означало…

Следом за троицей показался приземистый, упитанный мужичок в роскошном, расшитом золотыми нитями плаще. Гладко выбритые розовые щечки колыхались в такт шагам. Без особых усилий он растолкал головорезов и протиснулся к стойке.

– Ты-то чего разорался? У меня от этих уже голова болит, – он мотнул головой в сторону. – Тебя не хватало еще. И где мое вино? Пока растолкуешь, что да как, можно голос…

Остаток фразы так и застыл на его губах. На дюжину вдохов повисла тяжелая, оглушающая тишина, продлившаяся для Бене не меньше часа. Пять пар глаз словно раздирали его взглядами, а он даже руку не мог поднять. Собаки, странный тип в окне, а теперь еще и это… Жизнь, видать, решила отыграться на нем авансом, на несколько лет вперед.

– Рогри, дружок, мне почему-то казалось, что моя корчма еще закрыта. Или я ошибся? Будь добр, скажи, кто этот оборванец и как он умудрился сюда попасть? – елейный голос сочился плохо скрываемой яростью, а от напускной улыбки веяло не холодом – лютым морозом. С эдаким видом, как подумалось Бене, запросто можно всадить кому-нибудь нож в живот.

– Это… – корчмарь нервно откашлялся и натужно улыбнулся. – Никто, местный попрошайка. Я его старой снедью кормлю за полцены. Все равно ж собакам отдавать, а так – деньги. Он нам хорошо помог с крышей, и я подумал…

– Думать, Рогри, здесь полагается мне, – мягко оборвал его человек, почесав подбородок. – Отчего-то у всех вокруг это скверно выходит. Он слышал, о чем мы толковали на кухне? Нет? Эй, любезный, как там тебя? Слышал что-нибудь из нашего разговора?