Джоан Хэ - Те, кого нам суждено найти

– Абсолютно не согласна! – нараспев произносит Ты-я. – Абсолютно не согласна. Абсолютно не согласна.

– Святые Джоули, заткнись!

Ты-я замолкает.

Закрываю лицо руками и выдыхаю:

– Прости.

После всего, что Ты-я и дом М.М. дали мне, стыдно быть неблагодарной.

Ты-я молча приближается.

Убираю руки от лица и поднимаюсь.

– Останься, – говорю ей и иду к берегу.

Ты-я упрямо катится за мной.

– Прошу тебя, останься. На этот раз я вернусь, обещаю.

Дойдя до затонувшего причала на западной стороне берега, я не понимаю, хочу ли вернуться. Вокруг все серое, включая воду, заливающую доски. Спускаюсь поплавать. Но плавать не хочу – хочу утонуть. Болезненные воспоминания наполняют меня, раздирая легкие. Сначала будет тяжело. Невыносимо. Потом пройдет. Станет спокойно и легко. Лучше, чем сейчас.

Мегаджоули! Что за мысли?

Опускаюсь на колени, погружаю лицо в воду. Соль горчит губы. Хочу закричать и не могу. Что толку орать, если никто не услышит?

Вместо крика зову ее. Кей. Спрашиваю, там ли она. Знает ли, что я пыталась. Очень, очень пыталась найти ее. И простит ли, если больше не буду.

Я не стала хоронить Хьюберта. Неправильно закапывать оставшиеся части, когда хотя бы один из нас может навсегда обрести свободу.

– Прощай, Берт.

Отпускаю его. Волны тут же подхватывают обломки. Сожаление, как легкий бриз, охватывает меня и засасывает под воду. Я передумала. Я хочу похоронить его. Пусть будет рядом.

Океан уносит Хьюберта. Он уже далеко. Я не успела.

Медленно бреду по берегу, спотыкаясь. Пена омывает колени. Песчинки утекают из-под ног. Чайки, кружащие надо мной, теряют интерес и улетают. Они направляются домой, и я тоже.

Пятьдесят шагов до дома кажутся сотней. Икры горят. Поднимаюсь по ступенькам дома М.М., цепляясь за перила. Глаза натыкаются на длинные отметины. Всего их тысяча сто двенадцать. Металлической пластиной я выцарапываю еще одну. Теперь тысяча сто тринадцать. Тысяча сто тринадцать дней.

Три года. И все зря! Я вернулась к началу.

– Давай придумаем имя новому этапу нашей жизни! – предлагаю Ты-е.

Но «жизнь-после-жизни-после-Хьюберта» звучит неинтересно и скучно.

Кухня в том же состоянии, что я оставила ее: пустая банка на столешнице, раскрошенное печенье таро на старом полу. Подбираю кусочки, счищаю плесень и наполняю банку. Почти уверена, что могу заболеть и умереть от плесени так же легко, как от голода . Но ведь надо себя чем-то занять! Наполнив банку, вытираю пыль и проверяю воду в резервуаре.

Под домом проложены трубы, по которым через бойлер на солнечных батареях течет морская вода. Она превращается в пар и конденсирует в пресную воду. Любая поломка системы, и мне не выжить. С облегчением отмечаю, что все работает исправно.

Открываю вентили, иду в ванную. Снимаю забитый песком свитер, штаны-карго и жду, когда ванна наполнится. Вода не горячая, но теплее, чем море. Глубоко вдохнув, погружаюсь в воду. Волосы всплывают на поверхность. Мысли застывают, превращаясь в желе. Я вспоминаю.

– Нам нельзя, – шепотом произносит она.

Мы в стеклянном лифте, зажатые толпой. Светло – темно – светло. Уровни, словно вспышки, то озаряют, то затемняют наши лица. На каждом этаже лифт останавливается. Его изогнутые двери шипят и открываются. Кто-то выходит, кто-то заходит.

Наступает момент, когда входящих больше нет. Те, кто еще с нами, читают новости Внутренним Глазом или переписываются с коллегами. Люди не понимают, что теряют. Какой смысл путешествовать вживую, если мозг блуждает отдельно от тела?

Не буду судить строго. Знаю, Кей расстроилась бы без своего Интрафейса. Я поворачиваюсь к ней в полупустом лифе. Она все еще в школьной форме. Растрепанное каре. Веснушки на щеках. Ум блестящий и острый, как алмаз. В отличие от меня, Кей не нужны блестки, чтобы сиять. Не нужны люди и новые места, чтобы развлечься.

– Ты должна это увидеть, милая.

И сейчас по ее сморщенному носу могу заверить: это приключение ей тоже не нужно.

– Я видела стратум, – шепчет она.

– Нет, океан, – быстро поправляю я, потом добавляю: – Вживую. Вблизи мир другой.

Лифт останавливается.

Кей вздыхает.

– Хорошо. Только один раз.

Поднимаюсь из воды, чтобы вздохнуть.

Вода стекает по вискам. Зажмуриваюсь и воскрешаю в памяти лицо Кей: рот, прямой, как челка, глаза, черные, как кофе. Я забыла. Забыла ее черно-карие глаза. И океан. В воспоминаниях было ощущение, что он в двух шагах. Прямо за нашей дверью. И город, парящий над морем.

Возможно, я ближе к Кей, чем думаю.

Чувствую новый прилив уверенности. Сегодня отдохну. А завтра, с рассветом, начну по новой. Что бы ни потребовалось – еще одна лодка, еще один год – все равно найду сестру. Буду искать, пока не сдамся.

Выхожу из ванны, вытираюсь полотенцем с монограммой М.М., которая украшает все вещи в доме. Надеваю объемный проеденный молью свитер. Всего две дырки на правом рукаве, подумаешь. В животе урчит. Перекусить таро с плесенью? Лучше не рисковать жизнью, дарованной дважды.

– Прости, Ты-я.

Она следует за мной в гостиную. Я ложусь на бугристый клетчатый диван у окна. Напольный ковер превращается в одеяло.

– Сегодня обойдемся без ужина, – заворачиваюсь в грубую ткань. – Знаю, твое любимое блюдо – наблюдать, как я ем.

– Согласна.

На заднем дворике должна остаться пара растений таро. Проверю завтра, когда будут силы.

Наступает ночь. Я устраиваюсь поудобней: кладу голову на подлокотник. У изголовья окно. Одеяло источает запах ног. Гадость, конечно, но напоминает о людях. Они приходят в мой сон. Их голоса и смех наполняют дом. Раздается громкий стук. Я открываю входную дверь.

На пороге Кей.

Сон ярче обычного. Как будто слышу: «Забери меня». Изрыгая проклятья, просыпаюсь от… Что это? Вспышки молнии озаряют комнату. Раскаты грома сотрясают дом. Неровные тени ползут по стенам.

Я сажусь, вытирая слюни с подбородка. Сна ни в одном глазу: опасаюсь своего лунатизма во время шторма. Дождь грохочет по крыше, заливая все вокруг. Прижав нос к окну, сквозь водные струйки всматриваюсь в темноту. Море бурлит, раздувается и тянется к дому. Но нас ему не достать. Мысленно шлю благодарный привет тому, кто проектировал дом М. М. Новый удар грома почти оглушает. Ослепительная молния пронзает небо, освещая пляж.

Я замираю. Резко отскакиваю от окна. Не из-за страха, нет. Из-за того, что увидела.

Тело. На песке.

ИНОГДА КЕЙСИ ЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ НЕЗНАКОМКОЙ в собственном теле. Частый режим голограммы, как в ее случае, способен изменить сознание.

К тому же она отключила функцию физического дискомфорта, доступного голографам, потому что не испытывала желания ощущать покалывание в ногах или сухость слизистой глаз от яркого освещения в конференц-залах, которую препарат искусственной слезы, рекомендованный ее биомонитором, восстановить не мог.