Баир Жамбалов - Империя мечты

Они были достойны друг друга станом своим, как пример идеального стандарта. Они были достойны друг друга светлым ликом своим, как само идеальное решение природного начала. На это стоило смотреть, как на шедевр самой изысканности, что так венчает вот этот величавый танец аристократии.

Все были очарованы этой неординарной парой, что и боялись потревожить голосом, каким-либо звуком само вот это очарование, разыгравшееся столь неожиданно, может даже и вопреки правилам. Но в этом огромном зале, посреди всей этой аристократии, оказался таки единственный субъект, который и вовсе не разделял вот этот всеобщий восторг. То был герцог Ронтанский, в чьей душе так и разыгрался чёрный смерч печальной зависти, чьё сердце так и задавила огромная слизкая жаба. Но кто ж уделит этому внимание?

Но вот прошёл первый налёт такой обворожительности действием, и потянулись за ними, встраиваясь в пары, вот эти самые сливки общества. Но сравнимо ли было это с самим полётом грациозности лебедей?

Король с королевой так и остались стоять в качестве благодарных зрителей. Да и негоже было в их возрасте так и вклиниваться в это действо, дабы не помешать такому буйству зелени, такой неудержимости огня, что так и изливалось от отпрысков аристократии. Но всё, же, взгляд их неудержимо да и был направлен вот на эту пару, что так и выделялась необыкновенностью своей.

– Вы бывали много раз на балах? – спрашивала Алиния своего неожиданного спутника.

О-о! Ещё тогда, в тронном зале, глаза его удостоились такого проявления красоты в виде озорных глаз её, так и искрившихся от игривого кокетства, но повергшего его тогда на неукоснительное поражение, что заставило уделить внимание, много внимания вот такой незримой борьбе. Но удача в данный миг благоволит и ушам его. Таких нежных звуков, по красоте мелодии вряд ли приходилось слышать ему, проводящему много, уж очень много времени среди своих воинов, чьи голоса были под стать голосу Джэндэ, от которых даже крепкие ноги резвых коней сотрясались. А если бы услышали их вот эти нежные уши аристократок? Но такие звуки всё, же, приходилось слышать ему, когда была жива ещё мать. Невольно такое сравнение пришло на ум. И от этого душа воина, хана лишь возносилась на вершину неуемной радости.

– Что же вы молчите, будто копьё проглотили? – подытожила свой вопрос Алиния, выводя тем самым молодого хана из разлумий о дивной мелодичности её голоса.

Хан Аурик лишь помотал головой, давая знать о том, что не знает, не ведает ни единого слова из мелодично прекрасного языка величественной Кранции. Принцессе Алинии блеском молнии предоставила память о том эпизоде прощания, где слова хана передавал воин-переводчик. Да он и здесь присутствует. Посредство его языка, но присутствует, стоя у стены. Ну что же, она сделает общение односторонним.

– Я думала – Вы только и есть пугало огородное. Но не знала, что у Вас хватает столько нахальства, наглости пригласить меня таким движением галантности. Где этому научились? Вот потому и спросила. Вы понимаете меня – хан всего нахальства, всех наглостей собранных вместе, – говорила вдохновенно прекрасная принцесса, упиваясь явно такой предоставленной возможностью, таким превосходсством в этой неординарной игре, в этой незримой борьбе противостояния.

Хан же только и мотал головой, будто сожалея о том, что недоступен ему их ярко мелодичный язык, подобный резвому ручью из чистого родника. Величавый же танец аристократии был в самом обороте, заворожив, захватив всех до единого. Принцесса Алиния же продолжила вот эти «комплименты» в сторону неожиданного спутника по этой линии:

– Да простит меня его высочество, что забыла я принарядиться в Ваш дар, но я благодарна, и за бриллиант, подаренный отцу тоже. «Синяя звезда» искрится, играет всеми цветами радуги, так и завораживает, но не это главное…

Но что, же, главное дли Алинии – старшей дочери короля? И красавица-принцесса, преисполненная самой вдохновенностью, продолжала, как бы утолять любопытство молодого хана:

– «Синей звездой» назвали поистине колдовской предмет, вводящее разум в такое непосильное притяжение противоестественного искушения, в самые сети дьявола, в самое лоно безрассудства. Разве звездой является сей камень раздора?

Знала бы принцесса Кранции, что молодой хан диких нанголов был точно такого же мнения, усматривающий в «синей звезде» просто камень блестящего свойства и всего лишь. Но всё, же, сей драгоценный камень, сей бриллиант явился его коронным приёмом там, в тронном зале, да и в предстоящих переговорах, от которых никакой лёгкостью и не веет. Но как сводит он с ума людей разных положений, кровей, цветов кожи?

Холодная дочь короля, спутница по танцу, кажется, так и взошла в самый зенит своих рассуждений и не важно, было ей, понимает он её или нет, но всё, же, именно ему, не знающему её языка, она как бы изливала свою душу:

– Бриллиант прежде должен быть в головах и сердцах людей; тогда и не было бы войн, ввергающих людей в самые, что ни на есть, несчастья. Да, тогда и не было бы таких вот проявлений ненависти и зависти, приносящих людям столько страданий разного душевного свойства.

О, вечное синее небо! Эта старшая королевская дочь, вот эта прекрасная принцесса, никогда не ведавшая каких-либо свойств бедности, нищеты, голода, не видевшая воочию самих ужасов какой-либо войны, имела суждение точно как у его матери, говорила думами и языком его матери. О, достойная ученица его деда по материнской линии!

– Ну а тебе, хану всех чертей, дьяволов сподручнее только и махать мечом, да кривой саблей, – говорила далее старшая принцесса голосом такой приятной мелодичности, преисполненной, что было не так свойственно ей, таким верхом искрящегося кокетства, перед которым никак не устоять мужскому духу, продолжая вот эту уж очень замысловатую игру. – А вот эти толстые книги всяких библиотек, как все говорят, тебе и неведомы никогда. С какой бы радостью вложила в твою голову хоть крупицу этой «синей звезды», такого бриллианта знаний.

Говорила она и торжествовала в душе. Вот так ловко обходила она его на этом вираже. Какая высокая игра! Но ведь было что-то и другое в этой юной душе. Сердце так и выстукивает сигналы непомерной радости. Но отчего?

Принцесса Ламилия нет, нет, да и бросала взгляд в ту сторону, где её старшая сестра и этот статный юноша, сама плоть и суть благородства, внешностью своей мало чем напоминающий диких, воинственных нанголов, выделывал в такт такие отточённые движения, ничем не отличаясь от других высокознатных аристократов. Да, как будто и учил его самый лучший учитель танцев. А сестра всё говорила и говорила заливисто этому хану что-то своё. Да, непривычный для её образа, но такой уж необыкновенный блеск так и разыгрался в глазах старшей сестры Алинии. Неужели этот хан обаянием своим и на неё возымел неотвратимое воздействие?