Артур Раин - Город тысячи зеркал 2. Фалькон

– Почему же? – удивился Ламбриль, покосившись на Элемроса. – И, кстати…

– О, да, – спохватился Элемрос, – благодарю, это было волшебно.

– Именно, – удовлетворенно кивнул Ламбриль, – именно что волшебно. Знаете, почему свирель мой любимый инструмент? Хотя я играю на всех, что когда-либо были или будут изобретены? Потому что в ее звуке я слышу то, что невозможно.

Элемрос вопросительно поднял брови.

– Совы, – «пояснил» Ламбриль. – Совы не умеют петь. Ну, то есть, совсем. Их уханье вообще-то можно назвать чем угодно, но не пением. Однако если бы они могли петь, то их голос был бы именно таким… Как у свирели.

Он хотел было сказать что-то еще, но внезапно громоподобный шум воды, падающей, судя по всему, с невообразимой высоты, заглушил все остальные звуки. Так бывает, когда что-то отвлекает или увлекает тебя настолько, что будто перестаешь видеть и слышать окружающий мир, а потом вдруг он врывается обратно словно слон в известную всем лавку.

– Что это?! – воскликнул Элемрос, с трудом перекрывая грохот. – Водопад, что ли?

– Точно, друзья мои, – Ламбриль жадно раздул ноздри, обратившись лицом к туманному облаку из разорванной в пыль водяной пены, стремительно приближавшейся к носу «Утренней». – Город тысячи зеркал на солнечном берегу за бирюзовым водопадом, разве ты не знал? Все это знают.

«Утренняя» настолько стремительно преодолела оставшееся до водопада расстояние, что ни Элемрос ни Фелисия ничего не успели ни спросить ни даже вскрикнуть. Лодка нырнула в облако и, на мгновение будто зависнув в воздухе, рухнула вниз. Последнее, что увидел Элемрос, прежде чем все исчезло – это раскинувшего в стороны руки Ламбриля, стоявшего на носу «Утренней».

Как я уже сказал, ни спросить, ни вскрикнуть никто не успел, но говоря о том, кто что успел, не знаю как Фел, а Элемрос в этот последний момент испугался, и подумал вот что:

«Может он нас и в самом деле убил?»

Элемрос плыл на спине, глядя во все то же безупречно синее небо, вид которого не может надоесть никогда и никому. После падения в водопад на непонятно какое время отключившееся сознание требовало немного прийти в себя. Поэтому Элемрос сцепил пальцы на животе и продолжал плыть, не делая ни малейших попыток грести или вообще что бы то ни было делать. Выражение «чувствовать себя ослом» в данном случае подходило, если вспомнить того, кто точно так же смиренно плавал в совсем другой сказке. Когда его голова мягко ткнулась в какое-то препятствие, Элемрос решил, что это недостаточная причина для того, чтобы шевелиться. И вообще он чувствовал себя по-прежнему прекрасно, несмотря на падение в водопад, знакомство с эксцентричным перевозчиком и предстоящей встрече с…

– Ого, какое бревно к берегу прибило.

Тихий мелодичный голос, явно принадлежащий молодой девушке, само собой быстро поставил Элемроса… хотел бы я сказать на ноги, но тогда пришлось бы врать. Элемросу удалось встать лишь на четвереньки. Именно так, уткнувшись носом в изящные сапожки, он и познакомился с той девицей, из-за которой все эта уже новая наша с вами история и началась. Когда позже Элемрос пытался вспомнить, что же именно его тогда поразило в этой девушке, то он никак не мог этого сделать. В тот момент, когда ты стоишь на четвереньках перед прекрасной незнакомкой, стыд от унизительного положения здорово мешает запоминанию любых деталей. Я сейчас держу перед собой портрет Илории, и могу лишь сказать, что ничего сверхординарного в ее облике нет и не было. Хрустально-голубые глаза, словно два сапфира вмерзшие в безупречно чистые льдинки, прямые черные волосы, падающие на плечи и стекающие по спине до самого пояса идеальным водопадом, хрупкая изящная фигура в легком брючном костюме цвета спелого кокоса… вот и все. Красиво, почти безупречно, но вполне себе обычно. Но это была практически безупречно красивая девушка, стоявшая перед Элемросом на берегу волшебного озера Лимор в долине Ваа. Ее волосы трепал прохладный ветер, прилетевший с заснеженных вершин Имбраильских гор и чарующий аромат Илории, смешивался с ним в идеально бьющий в юную голову коктейль. У Элемроса не было шансов спастись. Да и какие шансы могли быть у четырнадцатилетнего подростка, только что встретившего свою самую первую, самую что ни на есть волшебную девушку. “А как же Фелисия?”: – спросите вы. Ну что вам сказать? Вы уже понимаете разницу между подругой и подружкой? Тогда объяснять больше и нечего. Если я узнаю, что заставляет молодого человека проходить мимо одной девушки, а возле второй замирать на всю жизнь, я вам обязательно напишу. Но учитывая тот факт, что за последние несколько тысяч лет никому еще не удавалось разгадать эту загадку, я бы на вашем месте не особенно надеялся.

– С каждым годом призванные становятся все хуже и хуже, – скептически качая головой сказала тем временем девушка, глядя на очумевшего Элемроса. – Тебя хотя бы не тошнит, я надеюсь? Эти сапоги совсем новые.

Прийти в себя нашему герою помогла Фелисия. Вернее, ее пинок в… бедро, который она отвесила пялящемуся во все глаза Элемросу, выходя из воды.

– Челюсть подбери, – фыркнула Фел, склоняя голову набок и отжимая волосы. – Привет, Илория. В следующий раз приходи без одежды, может очередного призванного инфаркт хватит, тебе на радость.

– Так я и в одежде неплохо справляюсь, – театрально хлопая ресницами сказала Илория. – Ну да ладно. С вашего позволения я тогда исполню обязательную программу и уберусь отсюда.

Илория театрально откашлялась и заговорила. Не знаю, специально ли она придала своему голосу чарующую мягкость… да что я вру! Конечно специально.

– Приветствую тебя, призванный, тот, кого фатумлимор отыскал в глубинах темной вселенной. Приветствую тебя у города тысячи зеркал, из которого никто не выходит тем, кем был до этого, но не меняется ни на йоту. Приветствую тебя, на пороге самого величайшего события в твоей жизни.

Илория поклонилась, после чего изящно присела в глубоком реверансе, попутно ослепительно улыбнувшись остолбеневшему Элемросу.

– Традиционное тройное приветствие? Реверанс? Улыбка? – фыркнула Фел. – От самой Илории? Что, конец света уже близок?

– Из серии мелочь, но приятно, – сладенько ухмыльнулась Илория, удаляясь прочь. – Мальчик уже пускает слюни, так что мое дело сделано.

Элемрос хотел было на нее разозлиться, но попросту не мог. Она могла звать его хоть мальчик, хоть пальчик, или еще, как угодно. Ему было все равно.

– Если бы бастерии превращались не только в котов, – свирепо проворчала Фелисия, – эта становилась бы старой козой.

Не смотря на свои вновь приобретенные чувства к волшебной незнакомке, Элемрос не мог не рассмеяться.