Дженнифер Доннелли - Железное сердце

– Принцесса Шарлотта-Сидония… – начал он.

– Можно просто Софи.

Иоганн кивнул:

– Мы напугали тебя, Софи. Прости нас. Мы нечаянно. Меня зовут Иоганн. – Он кивнул на дверь. – Остальные – мои братья. Это наш дом. Тапфен, божья коровка, ведет наше хозяйство. Она присматривала за тобой все эти дни.

– Дни? – переспросила Софи и села от удивления. – А сколько… когда…

– Мы нашли тебя в лесу двенадцать дней назад.

Бессмыслица какая-то! Просто не верится. Софи встряхнула головой.

– Почему я не умерла? – спросила она.

Иоганн помешкал с ответом, потом осторожно спросил:

– Ты что-нибудь помнишь?

Софи снова упала на подушки, точно сломанная кукла.

– Егерь… я знала его, доверяла ему… а он вырезал мне сердце. По приказу моей мачехи – королевы.

Иоганн даже присвистнул.

– Зачем это ей понадобилось? – спросил он.

Софи захлестнул стыд. В памяти эхом зазвучали слова мачехи. Ты проявляешь мягкость там, где нужна жесткость, милуешь, когда следует карать… Как ты будешь править целой страной, София, не умея управлять даже собой?

– Софи, зачем? – настаивал Иоганн.

– Потому что я слабая, никчемная, безнадежная, – ответила Софи севшим от отчаяния голосом. – Вот она и решила, что лучше мне умереть, чем править Грюнландом.

И она подняла глаза на Иоганна, ожидая увидеть на его лице презрение – то самое, которое так часто читала в лице мачехи. Но он не смотрел на нее. Его взгляд был устремлен в окно. Глаза влажно блестели. Губы дрожали.

– Почему я все еще живу, Иоганн? Как это возможно? – спросила она. – Ведь мне вырезали сердце.

Иоганн торопливо отер глаза, посмотрел на нее и ответил:

– Да, Софи, ты живешь. Я сделал тебе новое сердце.

Софи уставилась на Иоганна, не в силах уразуметь смысл его слов, затем поглядела на свою грудь. Медленно, боязливо она опустила раскрытую ладонь на середину грудной клетки, прямо поверх уродливого шва, туда, где когда-то билось ее собственное, безупречно работавшее сердце.

Новое было таким большим, что распирало ей ребра. А еще неуклюжим. И своенравным. Да и звуки, которые оно издавало, походили скорее на «тик-так», чем на «тук-тук». Оно то спешило куда-то, то, наоборот, медлило. Сбивалось с ритма, запиналось, кряхтело, сипело, а потом начинало бешено наверстывать упущенное.

– Это своего рода механизм, – пояснил ей Иоганн. – Он прокачивает кровь через твое тело так же, как это делало старое сердце.

Софи знала, что такое механизм. Ученые и инженеры с разных концов света постоянно прибывали ко двору мачехи, желая продемонстрировать ей свои изобретения. Софи видела и помпы, и турбины – жуткие, уродливые штуковины, которые изрыгали дым и плевались маслом. И вот теперь механизм оказался в ней самой, под ее кожей, плотью и костями. Несколько секунд она боролась с собой – так ей хотелось разорвать стежки на груди и избавиться от чертовой штуковины.

– А из чего он? – спросила она дрогнувшим голосом.

Иоганн набрал воздуха, точно готовясь к долгой пространной лекции, но не успел ничего сказать – ответ прилетел со стороны двери.

– Олово. Колесики, шестеренки. Проволока.

Софи повернула голову. Вернулся Юлий – брат Иоганна. Он стоял, привалившись спиной к косяку, сложив на груди руки, и пристально смотрел на Иоганна. Как давно он там был и сколько успел услышать, Софи не знала.

– Иоганн у нас мастер на все руки. Верно, братец? – продолжил Юлий не без яда в голосе.

Иоганн ничего не сказал, лишь робко улыбнулся брату.

Юлий повернулся к Софи и хотел заговорить, но тут в комнату с тарелкой в руках ворвался еще один брат.

– Вебер прислал ей свежий хлеб с маслом, – заявил он.

– Вебер – это наш повар, – пояснил Иоганн. – А это Шатци, наш седьмой брат.

– Седьмой брат… – повторила за ним Софи.

Еще недавно она была так напугана, что не могла даже думать и не поняла, сколько их и кто они такие. Но теперь, успокоившись, вдруг догадалась.

– Так вы – семь лесных человечков? – удивленно спросила она.

– Точно, – подтвердил Шатци, ставя хлеб рядом с бульоном.

– Да, мне рассказывала о вас нянюшка, когда я была совсем маленькой. Но тогда я думала, что вы существуете только в сказках, – продолжала она, пораженная своим открытием; ее страх совсем прошел. – В тайных подземных ходах, известных вам одним, вы добываете золото и драгоценные камни, – добавила она. – И у каждого есть особый талант. Один из вас – плотник.

– Йоост, – подтвердил Шатци.

– Другой – охотник.

– Иеремия.

– Есть еще портной…

– Это я.

– Травник, фермер, кузнец…

– Юлий. Йозеф. Якоб.

– И часовщик.

– Иоганн.

Шатци пододвинул единственный в комнате стул ближе к кровати, сел, взял миску с супом и подал ее Софи.

– Ты худая и бледная, – заявил он, вручая ей ложку. – Тебе надо есть. Иначе никогда не поправишься.

Софи опять стало не по себе. Она с тревогой покосилась на миску. Собственная мачеха пыталась ее убить, так стоит ли доверять совершенно чужим людям?

Юлий разгадал ее подозрения:

– Думаешь, мы из кожи вон лезли, спасая тебя, чтобы потом отравить? Слишком много беспокойства!

– Юлий, разве обязательно быть таким грубым? – возмутился Шатци.

– А зачем вам это понадобилось? – спросила Софи, думая о том, что двигало братьями. – Спасать меня?

Взгляд Юлия скользнул к окну.

– Почему бы и нет? – пожал он плечами.

Но Софи не унималась:

– Вы сделали мне новое сердце. Нянчились со мной, пока я не пришла в себя. Разве так ведут себя с незнакомыми людьми?

– Может быть, там, откуда ты пришла, все по-другому, – ответил Юлий. – Но здесь, в Лощине, мы не позволяем… – Внезапно он осекся, точно сболтнул лишнего. – Мы здесь помогаем другим. – Он кивнул на миску у нее в руках. – Ешь!

Он вышел из комнаты. Затем по лестнице застучали его шаги.

– Не обращай внимания. Он сегодня не в духе. Засох куст чернобыльника, – сказал Иоганн. – А поесть тебе и в самом деле нужно.

Софи заглянула в миску: в золотистом бульоне плавали куски мяса, оранжевые кружки моркови и ленточки яичной лапши. У нее тут же заурчало в животе. Софи съела ложку, другую. Живительное тепло разлилось внутри, побежало по жилам. Металлическая штуковина, которая служила ей теперь вместо сердца, щелкнула и замурлыкала. Софи притворилась, будто не слышит, и продолжала есть. Скоро от бульона осталась ровно половина.

– Эй, потише, – предостерег ее Шатци. – У тебя же полторы недели маковой росинки во рту не было.

Но Софи не слушала. Покончив с супом, она принялась за хлеб. А когда и от него не осталось ни крошки, сказала:

– Спасибо. Было очень вкусно, – и промокнула рот салфеткой, которую принес Шатци.

После еды к ней начали возвращаться силы. В голове прояснилось, мысли обрели связность. И тут ее осенило – в бездне отчаяния забрезжил огонек надежды.