Юлия Пушкарева - Осиновая корона

Утро выдалось зелёным и пасмурным; за внешней стеной и рвом хмуро темнели поля. Солнце уже золотило зубцы и крышу замка за окном Уны. Скатываясь с постели – устало, точно после тяжкой работы, – она уже откуда-то знала, что мать уступила Индрис.

Наверное, Дар подсказал.

***

– Что Вы видите?

Голос Индрис, обычно мягкий и тёплый, как большая подушка, теперь звучал суховато и требовательно. Уна даже слегка оробела. Она смотрела на маленькое рыжее пламя, которое затрещало в камине по безмолвному жесту Отражения, и понятия не имела, что ответить. Все страхи и суеверия, связанные с народом зеркальщиков, воскресли в Уне одновременно. И то, что сорванец Гэрхо, откровенно скучая, бродил из угла в угол за её спиной, совсем не разряжало обстановку.

– Огонь. – (Уна спрятала руки под столом, на коленях – как всегда делала прежде, занимаясь в этой же комнате с профессором Белми, – и сцепила пальцы в замок. Ей казалось, что она почти забыла его чванливые фразы вместе с козлиной бородкой (и слава богам). Но вот выясняется, что тело лучше ума помнит жесты сутулой девочки-подростка, которой хотелось слишком много знать). – Обычный огонь.

– Обычный ? – (С пытливым прищуром Индрис по-свойски присела на столешницу; в тесной комнате для занятий едва умещалось два письменных стола. Гэрхо фыркнул; краем глаза Уна видела, как он ногтем ковыряет карту Обетованного. На секунду ей захотелось дать сероглазому мальчишке подзатыльник: он хоть знает, сколько лет этой карте и сколько дедушка когда-то заплатил за неё картографу из Академии?). – Что это значит?

– Ну… – (Облизав губы, Уна снова обречённо вгляделась в пляску жёлто-багряных всполохов. Видеть растопленный камин летом было вообще как-то дико (особенно если учесть, что там нет дров); оба окна в комнатке были раскрыты, и в них проникали лучи ясного прохладного дня, но духота начинала чувствоваться). – Просто огонь, я имею в виду. Не такой огонёк, какой Вы создали на тракте. И не такой, как… – ( как тот, которым я сожгла человека ), – …как получился тогда у меня. Пламя, сотворённое магией, но до предела уподобленное настоящему.

– А оно настоящее, – со смесью дружелюбия и насмешки сообщил Гэрхо. Его худое, не по годам резко очерченное лицо опять появилось в поле зрения Уны. – Никакое не «до предела уподобленное» . Магия ничего не подделывает. И не лжёт.

Уна повернулась к нему. Её тянуло спорить – то ли из-за новой подсказки чутья по поводу Дара, то ли просто из-за раздражения и усталости. И зачем только Индрис притащила сюда этого костлявого непоседу – боится оставлять его со слугами?.. Хотя в таком случае, пожалуй, разумнее было бы бояться за слуг.

– Магия играет. Изображает. Приманивает, чтобы причинить боль. Вся история Ти’арга, да и вообще Обетованного – сплошное тому доказательство… Разве нельзя назвать всё это ложью?

Хмыкнув, Гэрхо вертляво подскочил к самому стулу Уны, наклонился к ней, сложил ладони трубочкой и с невероятно загадочным видом шепнул:

– Нет. Представляете, миледи?

– Прекрати, Гэрхо, – велела-попросила Индрис, кусая губы от смеха. – Ты не должен мешать леди Уне сосредоточиться.

– И влезать в разговоры взрослых, – добавила Уна, сдерживая злость. Шёпот на ухо всегда казался ей чем-то крайне личным; в поведении мальчишки была неприятная дерзость. Разве что матери она могла позволить такое, да ещё дяде Горо с тётей Алисией.

И – давно, в детстве – Бри.

– Взрослых? – (Гэрхо осклабился, но стальные глаза Отражения ничего не выражали). – Мне девятнадцать лет по Вашему счёту, миледи.

Невероятно. Просто невозможно. Бывают, конечно, разные задержки в развитии, но это точно не относится к Гэрхо… Все эти дни Уна считала его ребёнком, едва ли старше тринадцати-четырнадцати. Ей стало жутко.

Сноп искр с треском упал на каменный бортик камина. Уна посмотрела на Индрис, чтобы убедиться, что её не разыгрывают; колдунья кивнула.

– Это правда. Мы взрослеем с другой скоростью, леди Уна, только и всего… И живём иначе. И растём в материнской утробе. И умираем. – (Индрис опустила лохматую голову и коснулась зеркала на поясе). – Есть много различий, о которых Вы не знаете… И уже не узнаете, наверное, – (она тоненько вздохнула), – по воле Вашей матушки. Кое-что люди понимают лишь в нашей Долине – больше нигде. Даже не знаю, хорошо это или плохо.

Уна потёрла висок, привыкая к новому положению дел. Если вообще можно привыкнуть к обществу двух Отражений сразу. Кончики пальцев призывно закололо, и она крепче сцепила их в замок.

Что ж, в конце концов, всё не так уж страшно. По крайней мере, в Кинбралане ни им, ни ей ничего не угрожает.

Наверное.

Уберегут ли стены замка от наместника Велдакира? А от его убийц? И способны ли помочь вот эти «занятия» – пока, по совести говоря, совершенно бесполезные?

– Хорошо, что моя леди-мать вообще разрешила нам заниматься, – спокойно сказала Уна. Лист бумаги лежал перед ней чистым, перо – сухим. Она вспомнила, сколько листков и тетрадей испортила зря, когда долгими ночами пыталась освоить волшебство сама, по старым книгам, запираясь в библиотеке… Может, суть Дара действительно в чём-то ином? – И делать это наедине. То есть почти наедине, – уточнила она, покосившись на Гэрхо. Тот со снисходительной ухмылкой отошёл к книжному шкафу.

– Никто и не спорит, леди Уна. – (Ямочки на щеках Индрис обозначились чётче – верный признак потеплевшего настроения). – Это было непросто. Леди Мора очень волевая женщина – а уж сейчас, в пору скорби вашей семьи…

«В пору скорби» – вот как красиво это можно назвать. Дядя Горо. Отец.

На этот раз Уна ощутила целых два узла – в животе и в горле – и поспешно уставилась в камин. Нет уж, при Отражениях она не разрешит себе быть слабой. Ни за что.

– Вы задали вопрос, и я пока не ответила верно, – напомнила она. – Давайте вернёмся.

– Давайте, – сразу согласилась Индрис. – Итак, что Вы видите?

– Огонь.

– И всё?

– Огонь, сотворённый магией. Огонь в камине… Красивый огонь. Дающий тепло.

Скорее уж жар – в такую-то погоду. Уна бормотала ответ за ответом, а её уверенность сползала вниз, точно отяжелевшая от дождя гусеница. Мимо. И снова мимо. Всё не то. Она помолчала, пытаясь собраться. Мысли разбегались – от отца и дяди к матери, наместнику… К лорду Альену и странным снам: о нём без него.

Нужно сосредоточиться.

– Сосредоточьтесь, леди Уна, – тихо велела Индрис, будто проникнув ей в голову. Уна вздрогнула. – Что Вы видите? Прямо сейчас.

Уна смотрела в камин так долго, что заслезились глаза. Жасмин, тёрн, непонятное имя Фиенни… Чья-то магия, чья-то боль в стенах Кинбралана. Измена. Тайны. Ложь. Многие поколения лжи – бессмертной, бегущей по жилам Тоури вместо крови.