Роман Суржиков - Стрела, монета, искра. Том I

– Выбирайте себе оружие по руке, славные воины!

Оружие оказалось под стать затее: кривое копье с апельсином на конце, палица из связки соломы, мешок кукурузных огрызков, деревянный меч в патоке… Имелась и броня: пара подушек, связанных веревками, винный бочонок с прорезями для рук, шлем из деревянной миски, шлем из тыквы. Малец выбрал крупную редьку на веревке, привязанной к концу палки на манер кистеня, и, недолго думая, пошел в атаку. Толстяк едва успел схватить бочонок и отразить удар, однако остался безоружен. Малец теснил его, скакал по помосту, безумно вращая редькой и залихватски посвистывая.

– Какое коварство!.. – орал скоморох. – Бесеныша обуяла жажда крови! Он не дает вооружиться доброму рыцарю бочонка и кружки! Доспехи рыцаря уже трещат под ударами!

Толстяк наконец прорвался сквозь град ударов и схватил со стойки апельсиновое копье. Он победоносно взревел и взмахнул оружием, надеясь попасть сорванцу по голове, но не тут-то было. Мальчишка присел на корточки, по-лягушачьи прыгнул в сторону и избежал копья, затем – вновь. Когда толстяк замахнулся в третий раз, малец был уже возле его ног и стукнул редькой по голени.

– О-о-о-о!.. – вскричал пестрый скоморох. – Как больно! Бедный рыцарь пал на одно колено!

Толстяк не упал, да и боли, видимо, никакой не чувствовал. Но замешкался, не зная, как быть, и тут мелкий изловчился подпрыгнуть и попасть ему прямо по затылку.

– Победа-а-а! Победа мелкого бесеныша! От страшного удара в голову рыцарь бочонка потерял глаз! Он полетел вон туда, за корсет доброй госпожи! Госпожа, будьте милосердны, верните глаз славному воину!

Зрители хохотали, улюлюкали и бросали на помост медяки. Рыжая девица весьма ловко собрала их в передник, а мужик с башней на голове вручил половину улова мальцу.

– Ну, кто следующим рискнет испытать удачу?! Помните: победители трех боев сойдутся меж собою в судьбоносном решающем поединке!

Хармон Паула увлекся зрелищем. Новые и новые бойцы вопили и кидались друг на друга, скоморохи паясничали, зрители шутили и гоготали. На помосте оказывались разные люди, в том числе и крепкие, сноровистые, явно не чуждые настоящему оружию. Однако зрители охотней приветствовали и щедрей награждали тех, кто выглядел странно и смешно, а держался пусть неумело, зато дерзко. Любимцами толпы стали малец-бесеныш; огромный кузнец, весь заросший черными волосами, будто шерстью; косоглазый паренек, что дрался в шлеме-тыкве, а после победы сорвал его с головы и жадно отгрыз кусок. Однажды на помост взобралась даже женщина – крупная грудастая матрона.

Хармон смеялся вместе со всеми, пару раз швырял на помост медяки, однако наметанным глазом присматривался к бойцам. Конюхи, кузнецы, пьяницы и дети мало интересовали его. Он выискивал тех, кто походил на настоящих воинов. Пусть оружие было шутовским, но стойка бойца и манера двигаться быстро выдавали навык. К тому же эти люди не страдали избытком гордости, раз уж вышли на потешные бои. Неплохое качество – отсутствие гордости.

Вскоре Хармон присмотрел того, кого искал. Парень был молод, но статен; выходил на бой с обнаженным торсом, и мышцы бугрились по груди и спине. У него были длинные каштановые волосы, темные усики и бородка. Черты лица правильные, даже красивые; принарядить его – глядишь, сойдет за благородного. Парень трижды выходил на помост и всякий раз выбирал деревянный меч, липкий от патоки. Почуяв сноровку, скоморохи ставили против него людей покрепче, но парень побеждал почти без труда. Он хорошо владел мечом – по крайней мере, хорошо по меркам рыночной площади Смолдена. Противники уходили, почесывая ушибы, все в темных пятнах патоки, а победитель вскидывал «клинок» в салюте. Денег ему бросали немного: зрителям не нравилось, что парень слишком серьезен.

В решающем поединке Кровавый Красавчик (так окрестили его скоморохи) сошелся со Зверем-Кузнецом. Кузнец взял копье с апельсином в правую руку и булаву из свиного окорока – в левую, Красавчик вновь вооружился липким мечом. Затем скоморохи завязали обоим глаза. Башнеголовый заявил:

– Истинный герой одолеет противника и вслепую, ибо руку его направляет…

– Нюх?.. – предположил пестрый.

– Боги!

Бой начался. Кузнец ринулся в атаку, размахивая копьем. Он надеялся нащупать противника длинным оружием, а затем огреть окороком. Красавчик держал меч наготове и пару раз умудрился парировать удар копья, но не развивал успех, а только кружил по помосту. Он явно робел, не зная, как вслепую подойти к противнику. Окрыленный успехом, кузнец ревел все громче, орудовал копьем все яростней и в конце концов сбил шапку с башнеголового. Кора разлетелась на кусочки, скоморох взревел:

– Будь проклят черенок лопаты, вырывшей гнилую яму для твоего паскудного зерна, никчемное древо!

Кузнец повернулся на голос, а Красавчик атаковал. Меч свистнул у самой груди кузнеца, и тот, ощутив движение воздуха, взмахнул одновременно копьем и окороком. Но Красавчик отбил копье, уклонился от окорока и треснул деревяшкой по руке кузнеца.

– Северный Зверь лишился лапы! Его грозная булава упала наземь! Истекая кровью, он все же…

Кузнец и вправду выронил окорок, но правой рукой перебросил копье назад, перехватил поближе к острию и, когда Красавчик замахнулся для нового удара, сделал мощный выпад. Апельсин пришелся прямо в голую грудь парня и брызнул соком во все стороны. Красавчик отлетел и шлепнулся на задницу. Толпа взорвалась хохотом. Скоморохи сняли с бойцов повязки и присудили победу кузнецу. Монеты щедрыми брызгами посыпались на помост.

Когда парень сходил по ступеням, Хармон перехватил его взгляд. Злость, досада, обида. Обиды – больше всего. Как раз то, что надо.

Хармон пробился к нему и взял за плечо.

– Как тебя звать?

– Тебе-то что?.. – буркнул Красавчик.

– Есть работенка для парня с мечом. У тебя ведь имеется меч?

– Имеется.

– Гостиница «Желтая гусыня», время вечерней песни. Захочешь – приходи.

С тем Хармон Паула и оставил его.

Вторую половину дня Хармон провел у лотков местных торговцев. Разглядывал товар, находил изъяны, нещадно сбивал цену, заговаривал зубы купцу, уходил к соседям, возвращался. «Так до чего мы договорились, добрый хозяин? Восемь монет за кувшин? Десять?.. Отчего же мне так хорошо запомнилось – восемь?» Он приобретал стекло и бронзу, посуду и мелкую утварь – то, чего в Альмере испокон водилось в избытке. Он выбирал предметы поизящней и покрасивее, редкие, необычные, чем-то притягивающие взгляд. Примечал их сразу, с первого взгляда на лоток, но для виду начинал осмотр совсем с других товаров, даже торговался за них. Затем невзначай переключался на то, что изначально его интересовало: «А это что за штука? Зеркальце? Взять, что ль, и его – жену порадовать… да мелковато, в этакое ее мордашка-то и не уместится…» Хармон прекрасно знал, что зеркала большего размера всегда выходят плохого качества – изламывают, раздувают или сжимают отражения. В этом же, крохотном, все виделось ясным и четким, как дно горного ручья. «Не-э-эт, хозяин, ты не говори мне – хороший товар, ты скажи – дешевый. Жена меня что спросит, как домой вернусь? Сколько монет привез – вот что она спросит!»