Сергей Чижиков - Тайны стихий. Часть первая

Ему было лет сорок, Цимба сравнила бы его со своим отцом, но, может, тот немного старше. Черные волосы, тяжелый взгляд темно-голубых глаз, большой нос и он словно все время хмурился. Его одежда ничем не выделялась, его легко можно было принять за простого фабричного рабочего, вернувшегося с очередной смены. Только в воздухе витала некая мрачная аура.

– Тебе повезло, девочка, – начал мужчина. – Мы обычно не вмешиваемся столь рискованным образом. Скажем, обстоятельства были на твоей стороне. Ты, наверное, хотела бы о многом спросить? Но не можешь… Я постараюсь тебя успокоить, насколько получится. Тебе нужно отдыхать, поспать. Это очень важно. Через два-три дня ты сама себя не узнаешь. Но пока тебе будет тяжело.

Он следил за огоньком в лампе, а она пыталась сказать ему: пусть пойдет к сестре, пусть предупредит ее, их всех, пусть они не заберут Ориану вместо нее. Слова не получались, начинало только сильно першить в горле, наружу выходил только кашель.

– Тихо, тихо, – повторял мужчина. При его нежном голосе и в дрожащем пламени она легко могла бы принять его за своего ровесника. Полутьма как-то искажала его образ, но только на время. – Меня зовут Дэнс. Фамилии у меня нет, так уж вышло. Знаешь, я рос сиротой в одном из этих жутких домов. И всегда боялся темноты. То есть, до определенного момента, когда со мной случилось то же, что и с тобой. Сейчас они пишут, что это нашествие магов и колдунов, желающих «ниспровергнуть ценности вольного города, подавить волю народа, загнать нас обратно во времена безнравственности и невежества». Но началось это не сейчас… когда я был мальчишкой, то стал, пожалуй, первым в своем роде. Я имею в виду – в этом городе. Но кто заметил бы тогда никчемного беспризорника, сбежавшего от «заботливой» опеки нашей любимой родины?

Он продолжал смотреть на свет, а не на нее, одновременно водя ладонью вокруг лампы, рисуя тем самым еще более жуткие тени на стенах. Мужчина словно хотел схватить огонек лампы, но не решался дотронуться до него. В таком освещении казалось, что его лицо как-то меняется, становясь более мимолетным, неуловимым. Зачем он это делает?

– Я всегда боялся темноты, потому что в ней, как представлялось мне, обитает что-то невероятно страшное. Чудовища, – продолжал вещать этот Дэнс. – Взрослые люди не боятся темноты лишь потому, что уверены, будто их там нет. А они, быть может, и есть. Только я как-то подумал: что будет страшнее, увидеть монстра при свете дня, со всеми его клыками, когтями и взглядом, жаждущим разорвать тебя, или в темноте, где нет ничего, кроме твоего воображения о монстре? Так вот, в полной тьме, в которой обитает только слепец, нет нужды боятся страшных чудовищ. Да, они все еще могут существовать, но их внешность тебя уже не напугает, верно? Ты сможешь представить его, каким захочешь. И возможно, только возможно, мы стали бы храбрее, если смотрели не на монстра, а на возможности, имеющиеся у нас. Да и зачем монстру страшный вид, если его никто не может увидеть? Страхи не живут в темноте, там живет только наше воображение.

– Я веду к тому, – продолжал Дэнс, – что свет на самом деле не таит в себе добро по определению. Можешь вообразить мир, где света нам нужно будет меньше меньшего? Там растения будут расти без нужды в свете, не будет разницы между днем и ночью. Люди перестали бы цепляться за внешнее, называть мазню красотой, смеяться над уродством, строить больше и выше, дабы выглядеть богатыми и знатными. Знаешь, наверное, богатство определялось бы музыкой. Ведь ушла бы наша жажда в совершенстве формы, а взамен пришла жажда в совершенстве содержания. Запахи и звуки, другие ощущения, все это обострилось бы, стало значить куда больше. Мы бы попали в поэтичный мир, где нет дела до твоего узора на кафтане. Зато куда важнее стали бы другие вещи. Мы бы узнали новые недостатки в нашем восприятии и переродились.

– Ты, наверное, сказала бы, что при таких рассуждениях мне стоило выколоть себе глаза? – он повернулся к Цимбе и слегка улыбнулся. Этот человек сам задавал вопросы и отвечал на них. – Но мы ведь пока еще не в таком мире, верно? Но однажды можем попасть и в такой. Мир бы очень сильно изменился, только погаси мы ему свет совсем ненадолго! Свет куда больше слепит людей, чем помогает им видеть.

– Кто… кхе… кхе… – Цимба хотела спросить мужчину кто он и кто те двое, что вытащили ее из рук охранников.

– Ты еще успеешь все спросить и рассказать, – молвил Дэнс. – Мы с тобой, девочка, хранители тьмы. Звучит пугающе, наверное? Или глупо? – он нахмурился еще сильнее, задумываясь, по-видимому, как она воспримет это. – Но как ни решай, правда она и есть правда. Я храню тьму уже два с лишним десятка лет. Не так уж далеко я продвинулся… Когда-то я думал, что к этим годам буду уметь куда больше. Я собирал знания, мифы, легенды, чтобы разобраться. Трудно порой рассудить где знания древних, а где миф, наподобие сказки. Но все, что я выучил за эти годы, Катерина и Вирк, мои ученики, смогли понять всего за восемь месяцев. Недорого стоил мой труд, если подумать. Но зато я могу помогать таким, как ты. Думаю, наше темное дело понемногу разрастется. Обычно мы не связываемся с другими хранителями, – они и не знают о своем даре, их просто вешают, оставляя в неведении, – но Вирк заметил твое превращение и темный знак. Они решили рискнуть и забрать тебя. Это правильно – я научу тебя. Темным стоит держаться вместе, очень многие другие так и поступают. Ты узнаешь скоро.

В этот момент он погасил лампу. Страшные тени исчезли и пришел мрак, черный и непроглядный. Хотя Цимба чувствовала все предметы вокруг, их форму, положение. Она будто видела их, но это нельзя было назвать зрением.

– Поспи, девочка. Твое тело должно привыкнуть, измениться. Скоро ты перестанешь болеть обычными болезнями, да и синяки станут заживать быстрее. Поспи и попробуй представить себе в темноте то, что ты хотела бы увидеть. Это для начала. Со временем сможешь представлять что бы ты хотела почувствовать вокруг себя. Тьма принимает форму чего угодно.

И Цимба попробовала. Слабость одолевала ее, звала в сон. Представить что хочешь? Она вообразила, как просыпается в своей квартире, в доме рядом со стеной. И все это было только кошмаром.

После событий последних дней Анна твердо решила действовать. По правде, вариантов действий она представляла немного. Самый простой, доступный и желанный – бежать. С другой стороны, побег представлялся очень детским поступком. Да и мест, в которые можно сбежать, она не знала. Первый побег она уже совершила, это был побег из городского дома. Обмануть Петра, простодушного юношу, было несложно. Анна знала, что отец очень его ценил, доверял ему самые ответственные вещи, если только не брался за них лично, но все же Петр был немного… недотепой. Странно считать человека и полезным, и малость бесполезным одновременно.