Виктор Венцель - И пришел жнец. В когтях у сказки

– Довольно крутой поворот, – заметил я, мысленно согласившись с Артасом в его последнем предположении, – Что же, если так, то есть еще один вариант развития событий, который может принести кое-какие плоды. Я завтра утром покидаю Вингард, ибо до Ростальфа мне нужно добраться в самый короткий срок. И в город я приеду намного раньше твоих людей, или тебя самого, если с друидом ничего не выйдет. Нельзя терять время зря. У меня есть знакомые. У меня протекция Ордена и Бумаги жнеца. Я смогу отправить в твое поселение целый отряд лекарей и магов всех мастей, стоит мне только намекнуть в резиденции Ростальфа о факте неизвестной болезни, вспыхнувшей в деревеньке поблизости. Это может помочь, но только представь, как это отразиться на всем этом поселении, да и на твоей торговле в целом?

– Плевал я на эту торговлю, Кайетан, – фыркнул Артас, махнув рукой, – Да и на поселение мне плевать, когда дело касается моей единственной дочери… Единственная главная обязанность отца перед своими детьми – это обязанность защитить их от любой опасности, будь то нападение зверя, насилие или неизвестная хворь. Маррис ждет ребенка, поэтому я хочу огородить ее от всевозможных проблем, связанных с заболеванием Эвы. Насколько это возможно, – добавил он, но уже менее уверенно.

– Похвальное стремление. Именно поэтому, я нахожу свою идею наилучшим вариантом. Прости, но квалифицированным медикам я доверяю значительно больше, чем сумасшедшим старикам – друидам, которые водят дружбу с деревьями и разговаривают с небесами. Я, довольно, скептичен в этом отношении.

Артас посмотрел на меня, тряхнул тяжелой головой.

– В таком случае, я буду твоим должником по гроб жизни, Кай, – проговорил он хрипло, – Если ты сделаешь это, я дам тебе столько золота, сколько ты захочешь. Или нет. Я могу подарить тебе поместье. Или целую деревню. Или таверну. Или бордель. Хочешь свой собственный бордель?

Вино настроило моего друга на философский лад. Пора было переводить разговор в нужное русло, если я хотел хоть что-то узнать. Я зачерпнул кубком из бочки.

– Мне не нужен собственный бордель. Да и благодарить меня еще рано. Но мне нужна информация, если ты хочешь помочь. Думается мне, это как раз входит в сферу твоих занятий, верно?

– Информация? Какого рода? У меня, конечно, есть связи…

– Мелочь. Но очень важная. Слушай внимательно. Все, что меня интересует, связано с юной златоглазой девушкой – жнецом и двенадцатью крохотными сферами из звездного стекла, что именуют Жемчужинами Слез, – удостоверившись, что Артас услышал, понял и вник, я немного понизил голос, отчего-то зазвеневший холодным металлом, – Мне нужно знать о них все. Не перебивай, пожалуйста. Дай мне договорить. Твои связи позволяют тебе заглянуть едва ли не богам за пазуху, так что, такая безделица не составит труда, правда? Запомни, Артас, девушка и двенадцать сфер. Слышишь меня? Сейчас я расскажу тебе подробности…

Артас слушал, и не перебивая до самого конца.

За несколько часов до рассвета я проснулся от собственного крика, весь в холодном поту, после привидевшегося мне очередного кошмара. Одеяло было смято, подушка сползла на пол, простыня сбита на угол кровати. Давненько сны не заставляли меня так помучиться. Всему виною те события в Мортруде. А может быть, я просто нездоров. Нужно будет пройти тот курс магического лечения в Эрмивальде, о котором упоминала Илигрид, во время нашей последней встречи. Как она там говорила? «Кошмарные сны не приходят просто так. Кто-то хочет, чтобы ты их видел». Конечно, это полный бред. Просто игры подсознания, да и покажите мне хотя бы одного жнеца, который бы спокойно спал, после всех этих блужданий по кладбищам, урочищам и руинам, вырезая серпом живых и мертвых. Что-то я не слышал о таких, как и о жнецах, что дожили до счастливой глубокой старости, в окружении детей и внуков. Несколько мгновений я приходил в себя, собирая по осколкам моменты сна, стараясь успокоиться и восстановить дыхание, после чего провел по лицу ладонью, встряхнулся и осторожно спустил ноги с кровати. Спать уже точно небыло ни малейшего желания.

Прохладный ночной ветер, пробирающийся в приоткрытое окно, действовал отрезвляюще, так что от сонливости и рассеянности, через короткое время, уже не осталось и следа. Они исчезли, оставив во рту горьковатый привкус и отвратительное чувство пресыщенности. В темноте я приблизился к окну, потянул деревянную раму вверх, впуская в комнату ночную свежесть и серебристые пряди лунного света. Ночь дышала тишиной и спокойствием. Даже кузнечиков небыло слышно. Вингард безмятежно спал.

Сон, который пришел ко мне в этот раз, я видел впервые. Я снова был в окрестностях Мортруда, снова бежал через горы тающего снега и реки черной воды, петляя между высоких умерших деревьев, у которых не существовало ни ветвей, ни крон. Дорога под ногами дрожала и извивалась, то расширяясь до самого горизонта, то смыкаясь до размеров игольного ушка. Прямо над головой, седыми клубами катилось грязное осеннее небо. Я не знал, как снова оказался в этом месте, в это самое время, но отчетливо помнил, что мне нужно торопиться, чтобы помочь Кларисс и жнецам, попавшим в смертельную ловушку. Хрупкий силуэт Кларисс то и дело мелькал между деревьев, но я никак не мог ее догнать. Окрикнуть ее я тоже не сумел, ибо рот оказался заштопан суровой ниткой, прямо через края. Боли я не ощущал, но ужас сковывал каждое мое движение.

Следом за мною кто-то шел. Неслышно, но неотвратимо и уверенно. Сомнений быть не могло. Я знал, что если обернусь, то снова увижу нечеловечески прекрасное лицо беловолосой златоглазой девушки, достойное стать иконой красоты и гармонии. Я не хотел смотреть назад. Непобедимый недосягаемый Ангел смерти снова не желал отступать. Дальше была кровь и грязь. Дальше опять была бесконечная дорога. Что-то гигантское гротескное темное холодом дышало мне в спину. Я не оглядывался, но чувствовал его приближение всем своим существом. Силуэт Кларисс таял на глазах, как столб дыма. Еще немного. Еще шаг и я смог бы догнать ее…

Нет, жнец. Ты опоздал. Как и тогда.

Поздно.

– Поздно, – тихо повторил я сам себе, прижавшись лбом к холодному стеклу. Всегда поздно менять прошлое, даже во сне. Двенадцать магических сфер, убийца с церковным кинжалом, Мортруд, Кларисс, сны – все это превращалось в настоящий навязчивый бред. Необходим отдых, необходимо лечение. Нужно отвлечься, если не удается уснуть. Что там делают родители, когда их ребенок увидит кошмар? Поют колыбельную? Читают сказку? Успокаивают? Впрочем, откуда мне знать?

У жнецов не бывает родителей. В Орден попадают те дети, чьи родители, по воле судьбы, были убиты жнецами, имена которых оказались в списке Жатвы. Церковь Атеизма придумала на удивление простой безотказно работающий механизм, позволяющий вершить свои дела, при этом ссылаясь на гуманность и основываясь на логике, подкрепленной поддержкой общественности. Церковь заботится о сиротах, которые стали сиротами по ее же милости. Никто из нас не хотел быть жнецом, контролером, правдоносцем или уравнителем. Нас вынудили ими стать. Те, кто подходит в ученики по возрасту, по физическим и умственным способностям, отправляются вместе со священниками в Вельберг, где архонты и менторы начинают тренировки и занятия. Те, кто убил твоих родных, становятся твоей новой семьей. Какая ирония! Таков негласный закон. Так соблюдается равновесие. Новобранцев учат истории, магии, боевым искусствам и прочим прелестям церковных наук нашего времени, выбивают из них мысли о доме, вырезают жалость и милосердие, вплавляют истинную веру ни во что, превозносят ненависть и хладнокровие, отсекают страх, чтобы получить новое очеловеченное оружие, такое же холодное и смертоносное, как серп или коса. Мы перестаем бояться монстров в темноте, под кроватью, как только понимаем, что эти монстры живут в нас самих. Из тех, кто мог бы стать величайшим художником своего времени, или именитым ученым, или известным на весь свет чародеем, вылепляют новых, угодных церкви людей. Делают убийц и ликвидаторов последствий чужой глупости, совершенной четыре сотни лет назад. Остальным сиротам, которым не выпало сомнительное счастье оказаться достойными славного звания Жнеца, лежит дорога в детские и работные дома. До них уже никому нет дела.