Антон Воробьев - Lex est voluntas

– Ну что, волны были? – поинтересовалась Дарья. – Успел покататься?

– Да, – кивнул Стариков. – Палпалыч удачный момент выбрал, чтобы связаться – я как раз под гребень зашел. Он мне задание объясняет, а я его слушаю и думаю, как бы не навернуться, – усмехнулся парень. – Доску пришлось в местном клубе оставить, потом заберу.

– О, давай рассказывай про свое первое задание! – в предвкушении подобралась девушка.

– Гм. Да в общем, это был провал, – опустил взгляд Степан. – Преступник вырубил меня и сбежал.

– Бедненький, – погладила его руку Дарья. – Сильно досталось?

– Не очень, я уже в норме, – заверил парень. – Слушай, ты же у нас препод по истории?

– Еще два года учебы и – да, – улыбнулась рыжеволосая девушка. – А что?

– Знаешь, где можно достать записи от две тысячи двести восьмого года? Дневники, письма – что-нибудь в этом роде.

– Чьи именно записи? – не поняла Дарья.

– Обычных людей.

– Из какого-то конкретного города? Страны?

– Нет, можно из любого места.

– В архивных базах данных должны быть, – подложила себе в лапшу грибы девушка.

– А на бумаге?

– Не знаю, – пожала плечами она. – Почти четыреста лет прошло, найти будет сложно. Музеи могут хранить бумажные документы, но письма простых людей – вряд ли. Если только у кого-то есть семейный архив… А зачем тебе?

– Хочу проникнуться той эпохой, – разлил чай по чашкам Степан. – Мировые войны, первый контакт, основание Института воли – романтика!

– Ты ищешь что-то конкретное, – проницательно заметила Дарья. – И, если скажешь, что именно – найти будет проще.

– Я пока сам не знаю, чего ищу, – признался Стариков. – Но думаю, что заметки тех лет мне помогут.

– Ладно, поспрашиваю у знакомых, может у кого-то сохранились семейные дневники, – пообещала девушка.

– Спасибо, – улыбнулся Степан. – Родина тебя не забудет.

– Ну уж нет, красавчик, ночью сам расплатишься, – насмешливо прищурилась Дарья.

Наутро Стариков открыл наугад один из новых файлов и углубился в изучение дела. На картинках мелькали виды Цереры – там располагалась экспериментальная площадка терраформистов. Представив, сколько аномалий завязано в тугой узел на этой карликовой планете, Степан чертыхнулся. Но откладывать выбранное дело и браться за другое не стал.

Ближайший портал на Цереру находился в Институте воли, поэтому Стариков направился в альма-матер.

Здания института занимали несколько кварталов в северной части Москвы. Кроме лекционных залов, лабораторий и общежитий на обширной территории располагались три бассейна, стадион, парк, сеть закусочных и музей. По кампусу курсировали флайбасы, возле общежитий возвышался многоэтажный транспортный узел.

Степан вошел в салон пузатой маршрутки вместе со студентами из Индии. Смуглые юноши и девушки на протяжении короткого полета бросали на него настороженные взгляды. Стариков сначала решил, что измазал футболку кетчупом, но потом понял, что дело в значке квестора – в мыслеинтерфейсе, в общедоступном для просмотра профиле красовался алый треугольник с золотым орлом в центре. Для студентов Института воли квесторы были ходячим напоминанием о Кодексе. Степан вспомнил, как сам на первом курсе вытягивался в струнку и мысленно перебирал все свои мелкие нарушения, стоило человеку с алой эмблемой оказаться рядом. Чтобы не нервировать молодежь, парень скрыл значок в профиле, оставив для обзора только имя.

Лаборатория терраформирования – огромное здание в форме куба – источала запахи перегноя и молодой листвы. Внутри, в изолированных «аквариумах» с вакуумом и жестким рентгеном студенты игрались с законами природы, пытаясь подогнать их к нуждам земной флоры и фауны.

У входа Стариков наткнулся на Тимофея – знакомого, с которым тренировался в одной команде по плаванию. Рослый детина с размахом рук в два метра широко улыбнулся.

– Держи краба, – сдавил он железной хваткой ладонь Степана.

– Ты тут чего делаешь-то? – поинтересовался квестор, встряхивая пальцами, чтобы восстановить в них кровообращение. – Вроде на дальние планеты собирался.

– Финансирование урезали, – пробасил Тимофей. – Я, пока работы нет, решил науку двигать. В аспирантуру, вот, готовлюсь поступать. А ты на Цереру намылился?

– Ага.

– Пойдем, провожу, – приобнял квестора за плечи будущий аспирант. – Мне в ту же степь. А ты дорогу запоминай, – подмигнул он. – Скоро пригодится. За тем жующим студиозусом – налево.

– В смысле «скоро пригодится»? – не понял Степан.

– Ты же теперь квестор, – пояснил Тимофей. – А ваша братия из Цереры не вылезает. Раз в месяц юные и пытливые умы устанавливают там закон, который мы потом всей кафедрой снять не можем.

– Не догадываешься, случайно, кто источник новой аномалии?

– Тут не надо быть великим детективом, – пожал могучими плечами терраформист. – В прошлую пятницу занятия были только у сто сорок третьей группы. Аномалия как раз тогда и появилась.

Коридор вывернул в огромный зал, заставленный саженцами и клетками с мелкой живностью. Дальняя стена помещения была прозрачной, за ней плескалась вода, пронизанная снопами зеленого света. В её изумрудных глубинах шевелились щупальца и плавники эльварийца.

Тэккат – а это был он – почувствовал присутствие Степана и направил на ученика один из длинных глазных отростков. Впрочем, убедившись через секунду, что Стариков пришел не к нему, инопланетянин переключил свое внимание обратно на портал – область искаженного пространства в центре зала.

Степан и Тимофей прошли сквозь завязанные в узел измерения и оказались в слабо освещенном помещении с широкими окнами. За стеклом к близкому горизонту убегали серые холмы Цереры.

– Здесь у нас – один из выходов на поверхность, – будущий аспирант повел могучей рукой в сторону шлюза. – Если тебе приспичит погулять по местным буеракам – учти, что земная гравитация поддерживается только на станции и прилегающей территории. В диких краях рекомендую опробовать прыжки вверх.

– Может ты хотел сказать «не рекомендую»? – покосился на Тимофея квестор. – Кто меня потом в открытом космосе ловить будет?

– В открытый космос не улетишь, – заверил терраформист. – Поверь опытному исследователю. Максимум – метров на двести поднимешься. А с такой высоты как раз открывается прекрасный вид на долины и кратеры.

– На серые долины и серые кратеры? – скептически вопросил Степан, шагая по коридору вслед за широкоплечим проводником. – Сомнительное удовольствие.

– Нету в тебе романтики первооткрывателя, – укоризненно заметил Тимофей. – Каждый серый холм – это потенциально зеленый холм. Как говорит наш завкафедрой, Земля была безвидна и пуста, пока не пришел терраформист. Учись видеть потенциал, юный квестор. Для тренировки можешь взять мраморную глыбу и созерцать её по вечерам, представляя, какие статуи прекрасных дев из неё можно сделать.