Джей Кристофф - Танцующая с бурей

– Масару-сама, – Касуми поклонилась отцу Юкико.

Она сделала вид, что не видит, как девушка закатила глаза.

Масару тоже поклонился в ответ. Вид у него был все еще потрепанный. Под глазом наливался ужасный фиолетовый синяк, скрыть который не могли даже очки.

– Как ты, большая глыба? – Касуми осмотрела Акихито с ног до головы. – В предвкушении?

– Нет, я есть хочу.

– Вы же только что ели! – Юкико покачала головой.

– Взбодрись, – Касуми хлопнула большого человека по руке. – Не говори мне, что твое сердце не забилось сильней при мысли об охоте на грозового тигра, ворчливый негодник. Мы уже сто лет не охотились на таких зверей.

– Каких таких? – Акихито сложил руки, будучи явно не в восторге. – Которые привиделись кому-то под воздействием вонючих выхлопов?

– Нам следует спешить, – прервал Масару их пикировку и, прищурившись, посмотрел вверх, на корабль, окутанный дымкой.

– Все ли оборудование на борту? Дополнительные кобиаши и черносон?

– Хай, Масару-сама, – кивнула Касуми. – Мне понадобилось несколько лишних кука, чтобы быстро доставить клетку сюда, но оказалось, что спешки нет. Министр Хидео приказал нам ждать его прибытия.

– Айя, – вздохнул Масару, укладываясь на сложенных ящиках и потирая затылок. – На это может уйти весь день. Толкните меня, как он появится.

– У тебя найдется что-нибудь поесть? – Акихито с надеждой поднял бровь.

Касуми рассмеялась, а Юкико фыркнула. Вытащив из-за пояса мешочек, женщина бросила гиганту хлебец из восстановленного риса, и компания присела в тени и приготовилась ждать.

Через дорогу от причала «Сына грома» жалось несколько нищих, завернутых в грязные лохмотья и тянувших дрожащие руки за подаянием. Среди них была девушка, ровесница Юкико. Она была очень хорошенькой: глубокие, влажные глаза и кремовая кожа. Ее мать сидела рядом, раскачиваясь вперед-назад. Вокруг губ у нее растекались отчетливые темные следы, говорившие о болезни черных легких – черной чуме.

Касуми дотронулась до косынки, завязанной вокруг лица, и в тысячный раз задумалась, достаточно ли этого куска ткани, чтобы уберечься от страшной болезни, которая за последнее десятилетие превратилась в эпидемию. Последние стадии были так ужасны, что ее жертвы завидовали мертвым. Ей хотелось защитить себя надежнее, чем молитвами и грязной тряпкой на губах.

Если этот глупый приказ вдруг будет выполнен, сёгун может щедро вознаградить их, и тогда они купят себе механические респираторы.

Касуми нахмурилась, покачав головой от этой мысли.

Ага, а еще у сёгуна могут вырасти крылья, и грозовой тигр ему и вовсе не понадобится.

Она смотрела, как Юкико пересекла улицу и опустилась на колени рядом с нищими, сидящими в пыли. Юкико несколько минут говорила с девушкой под красным солнцем. Касуми не слышала слов, но видела, как Юкико оглянулась на дремлющего отца, затем посмотрела вверх, на корабль, который на несколько недель станет их домом. Нищая девушка проследила за ее взглядом. Ее мать закашлялась – плечи сгорблены, лицо перекошено от боли, костяшки пальцев прижаты ко рту. Когда приступ кашля закончился, она опустила руку, забрызганную темной жидкостью.

Девочка взяла мать за руку, и жирные черные пятна перетекли и на ее кожу. Юкико отвела взгляд от рук и посмотрела на девушку, достала свой кошелек из оби и отдала его. Затем встала и ушла.

Касуми улыбнулась, но сделала вид, что не заметила.

Солнце в небе поднялось еще выше. Камни вокруг них раскалились, как печные стены, по пыльной коже текли ручейки пота. Среди безумного зноя, паров и мух бурлила толпа – кипящий океан из плоти, костей и металла под палящим небом.

– Арашитора, Кась, – пробормотал Акихито. – Да помогут нам боги.

Касуми вздохнула и посмотрела на горизонт.

Высоко в небе одинокая чайка воззвала к удушающему ветру, но не получила ответа.

Наступил полдень. Вдалеке послышалось пение, которое вывело Юкико из оцепенения. Акихито встал, сдвинул соломенную шляпу на затылок и, прищурившись, посмотрел вдаль.

– Вот он, – пробормотал великан.

Юкико и Касуми встали рядом с ним. Масару все еще храпел на своем ложе из упаковочных ящиков. Сквозь палящее марево они увидели процессию, тянувшуюся по широкой мощеной дороге от императорского дворца.

Длинные узкие красные флаги, украшенные имперским солнцем, трепетали на грязном ветру, развеваясь, как безголовые змеи. Процессию возглавляли девять огромных железных самураев, еще девять прикрывали тыл. Все они были ростом в семь футов. Широкие плечи укрыты расшитыми золотом плащами, знаком личной охраны сёгуна – элите Казумицу. Тела их были облачены в великолепные механизированные доспехи – так называемые «о-ёрой». Железные пластины брони были покрыты черной эмалью, которая под палящим красным солнцем отсвечивала цветом запекшейся крови. В ножнах на талии висели чейн-катаны и вакидзаси [10] Вакидзаси – короткий меч самурая, который носили в паре с катаной. . Защитные маски мемпо на шлемах изображали рычащих о́ни – демонов черного подземного мира Йоми, чтобы внушать ужас врагам. Плечи защищены наплечниками, широкими и плоскими, как огромные карнизы императорского дворца. На сверкающей ткани плащей дзин-хаори вышит гордый рычащий тигр – тотем покровителя клана Тора. Тот же символ изображен и на золотых флажках, бившихся на высоких древках над головой самураев. На спинах закреплен двигатель внутреннего сгорания, выхлопные трубы которого извергали дым чи в уже пропитанный смогом воздух. Они маршировали, держа левые руки в толстой перчатке на ножнах катаны, а правые – на рукояти, чтобы в любой момент выхватить оружие. Бронированные доспехи издавали такой грохот, как будто в мясорубку накидали железных болтов.

За железными самураями следовал отряд пехотинцев, сжимавших в перчатках девятифутовые копья нагинаты с толстой рукоятью, на конце которой крепился длинный, как катана, изогнутый клинок из сверкающий стали. На каждом воине были полосатый железный нагрудник, алая накидка и шлем солдата Армии Шима. Свирепые мрачные лица прятались за темными стеклами и кроваво-красными платками. Это были так называемые «бусимены». Их, рожденных в общине воинов, воспитывали и приводили к присяге по кодексу самурайской знати – «Бусидо – путь воина».

Верность. Жертвенность. Смерть, а не бесчестье. Эти принципы выжжены каленым железом на груди боевых машин сёгуна. Бусидо был клеем, скреплявшим войска, кодексом поведения, по которому жили и умирали самые первые самураи нации. Бусидо – не просто философия, бусидо определяет все аспекты существования солдата, это жизнь, посвященная воинскому мастерству, честному служению и безоговорочному подчинению. Заключить тело в неуклюжий панцирь со смертоносными механизмами или в простой нагрудник из черного железа, погибнуть во славу Господа и сёгуна – об этой величайшей чести мечтал любой из этих солдат.