Владимир Данилов - Заклание

Фото дрожало в моих руках, а окружающая реальность, покачиваясь, пыталась сдвинуться с места. Лишь капитан полиции, подобно духу мести, прорвавшемуся в агонизирующий сон, оставался неотвратимо четким, придавая реальности незыблемость и заставляя ее вращаться вокруг себя.

С момента встречи с полицейским прошло уже несколько часов, и сейчас я сидел на диване, разбитый и подавленный. Я копался в воспоминаниях и отбивался от мыслей, навязчивых и бесполезных. Музыкальный центр плакал голосами Стинга и саксофона, а мои губы, словно волшебное заклинание, повторяли снова и снова: «Если хочешь не умереть сегодня ночью будь тогда с этим мужиком!»

…Будь тогда с этим мужиком…

Я уверен, что Лешка, как и месяц назад, шел ко мне. Зачем? Как и в прошлый раз, я этого не понимаю, но иначе сложно объяснить проложенный на телефоне и активный маршрут от метро к моему дому. Но тогда, даже среди ночи, он безопасно дошел до подъезда, а сейчас, при свете дня, его убили. Убили и бросили среди мусора, закопав в отходах.

Впрочем, полиция избрала для себя другую версию, и версия эта называется – самопроизвольная остановка сердца.

«Самопроизвольная остановка сердца возможна в любом возрасте», – как с расстановкой произнес капитан полиции, делая ударение на каждом слове, точно пытаясь привить мне эту мысль. Затем последовали какие-то объяснения, медицинские термины, – но я не слушал. Мне хотелось спросить лишь об одном: каким образом и зачем парнишка в момент сердечного приступа забрался в мусорный контейнер? И я спросил.

Полицейский пожал плечами и ответил очень кратко и емко: «Разберемся».

И я уверен – они действительно «разберутся» и сумеют связать не связываемое.

Ко мне полицию привела записка, та самая записка от мужика из метро, написанная корявым почерком, с указанием моего адреса и столь важными словами: «Если хочешь не умереть сегодня ночью будь тогда с этим мужиком!» Записку обнаружили в кармане джинсов паренька, но на ее содержании, похоже, предпочли не акцентироваться.

Я рассказал и про вечер нашей первой встречи с Лешкой, и про записку. Рассказал и о том, что поведал мне сам паренек: как он вернулся на нашу станцию метро, проложил маршрут до моего дома, и, придя к подъезду, сел на лавку, не решаясь позвонить по домофону. Утром я напоил его кофе и выпроводил восвояси. С тех пор вплоть до сегодняшнего утра Леху я больше не видел.

С капитаном Петровым мы беседовали долго, около полутора часов. Я говорил, а он слушал, изредка задавая уточняющие вопросы и неспешно переспрашивая. Его лицо, не выражающее ни одной эмоции, несло отпечаток холодности и безразличия, но я не мог отделаться от ощущения, что он прикладывает немалые усилия, скрывая свои чувства. Впрочем, тогда я не задумывался об этом и лишь спустя время узнал, что те ощущения не подвели меня.

Единственное, о чем я умолчал в разговоре со стражем порядка, это насквозь мокрая Лехина обувь. Я не сказал, что той ночью, пока паренек спал в гостиной, я держал эту обувку в руках и рассматривал ее. Не сказал я и про свое удивление от увиденного: обувь действительно выглядела очень старой и насквозь мокрой, но мокрой не от воды. Гель, желе, жижа, не знаю, как это назвать, – что-то густое и несдираемое пропитало ее, нечто с едва ощутимым запахом загнивающей аквариумной воды.

Капитану я не сказал про обувь вовсе не потому, что считал ее не относящейся к делу. Как раз наоборот, некое чувство внутри меня говорило о связи странной обувки парня с его странной смертью, и это же самое чувство не позволяло мне рассказать о мокрых Лешкиных туфлях.

рассказывающая о первом пришествии капитана Петрова

Проснувшись сегодня утром, я, конечно же, не ожидал, что день сложится настолько печально. Я был расстроен – да, но повод для расстройства выглядел скорее забавным. Именно сегодня, в столь редкий для меня выходной на буднях, я решил во что бы то ни стало установить своеобразный личный рекорд по… сну. Звучит конечно глуповато, но…

И жена моя, и сын умудряются по выходным дрыхнуть без зазрения совести часов до двух, а то и до трех дня. Я же к девяти часам обычно уже на ногах как штык, – любимая фраза моей мамы, что бы она ни значила. И это очень обидно: пол дня приходится неприкаянно слоняться по дому, не зная, чем себя занять – да еще так, чтобы не разбудить своих сплюх.

Потому-то, накануне осознанно просидев у телевизора до половины третьего утра, пока меня не стало вырубать по полной, так что бои ММА слились в один бесконечный поединок, я полностью был готов к предстоящему подвигу – проспать до двенадцати дня, не меньше.

В первый раз я проснулся в 7:43: жужжание фена жены, слышимое даже сквозь две закрытые двери, разбудило меня.

Сначала пришло удивление: «Как, Анютка все еще дома? А как же ее всенепременный бассейн?» Затем, с горечью осознавая, что спать мне больше не хочется, я опечалился: видать, сегодня случиться рекорду опять не судьба. И все же я повернулся на другой бок и сделал отчаянную попытку не допустить в свою голову ни одной, даже самой крошечной мысли.

В 9:29 я проснулся во второй раз.

Роковые цифры на экране телефона показывали, что до подвига еще ой-ой как далеко, но спать я больше не хотел – не хотел однозначно. А тут еще, словно подначивая меня, рядом раздавалось сопение и такое сладкое похрапывание. Котяра лежал под одеялом на месте жены и, точно глумясь, безмятежно смотрел свои котовые сны.

Преодолевая искушение стянуть с него одеяло (в качестве эдакой мести), я сел на кровати и задумался о том, чем бы теперь заняться.

«Сначала включу кофемашину, – подумал я, – потом…»

И тут прозвучал звонок в дверь.

Первая мысль, пришедшая ко мне: «Это к соседям, опять квартиры перепутали». Но тут же я понял, что ошибся: Кот пулей выскочил из-под одеяла и как оглашенный, будто не он только что пребывал в объятьях Морфея, метнулся к входной двери.

«Вот это да, – подумалось мне, – кого это к нам принесло?»

То, что звонили именно к нам, и вполне осознанно, сомневаться больше не приходилось: Кот, обладая каким-то невероятным сторожевым чутьем, совершенно не реагирует на случайные звонки, а значит…

Звонок! Звонок! Звонок!

Чертыхнувшись, я встал, надел футболку, шорты и босиком отправился к двери, возле которой возбужденно метался Кот.

Не поглядев в глазок (а надо бы), я ногой отодвинул подальше Кота, чтобы он не выскочил в коридор, и открыл дверь.

«Голем! – первая мысль, возникшая в моей голове, едва я увидел стоящего за дверью визитера, – Гигант! Великан!»

– Капитан полиции Петров, – пробасили параллельные губы огромного, метра за два ростом, с плечами невероятной ширины, человека. Затем огромная ручища, разве что не издавая лязг металла, поднялась, и в гигантской ладони я заметил зажатое, кажущееся совсем крошечным, удостоверение.