Тэд Уильямс - Империя травы. Том 2

Когда они, наконец, оказались в своей камере, в темноте, но не в одиночестве, Зои попыталась найти безопасные слова, чтобы спросить о том, что удивило ее больше всего.

– Певец, – заговорила Зои. – Он не показался мне… таким искусным, как я ожидала.

– Он прекрасно обучен. – В голосе Вордис появились мрачные нотки.

– В самом деле? Быть может, я не так хорошо разбираюсь в хикеда’я, как думала раньше…

– Он пел любимую песню Друкхи.

Зои потребовалось несколько мгновений, чтобы понять.

– Друкхи, сына королевы? Того, кого много лет назад убили смертные?

– Певец пел так, как Друкхи для своей матери, когда был маленьким, – объяснила Вордис, тщательно подбирая слова. – Он научился от другого певца, который исполнял ее до него, а тот у предыдущего, и так далее. Это третий певец-Друкхи с тех пор, как я сюда попала, но мне рассказали, что их было очень, очень много за прошедшие годы. Дюжины. И все произносили каждую ноту, слово и интонацию идеально, чтобы петь для королевы в точности как когда-то ее сын.

Зои настолько встревожило объяснение, что она даже забыла про другие вопросы. Наконец Вордис улеглась рядом с ней, и вскоре ее дыхание стало ровным, но Зои еще долго лежала без сна, и в ушах у нее звучала навязчивая неидеальная песня, но потом и она погрузилась в сон.

Мириамель никогда не нравился Зал Доминиата, построенный во время Первого Империума, но, как и большинство общественных зданий, он не должен был создавать комфортную обстановку для тех, кто в него входил, или вызывать гражданскую гордость, но заставить испытать благоговение перед величием власти Наббана. Пока Мириамель ждала начала церемонии, она вдруг ощутила тоску по Большому залу в Хейхолте, месту, где, несмотря на размеры, человек чувствовал себя дома, развевающиеся знамена находились так близко, что ты почти мог до них дотянуться, а стены украшали портреты людей, настоящих людей, чьи лица рассказывали историю их жизни.

Крыша Доминиата была невозможно высокой, поднимаясь к пику высотой в тридцать или сорок локтей над мраморными полами, потолки украшали религиозные картины, находившиеся слишком далеко, чтобы рассмотреть подробности, словно напоминание обычным людям – впрочем, они крайне редко попадали в этот зал, – что они не могут сюда войти или даже понять высоких размышлений могущественных особ.

Колонны из великолепного мрамора, привезенного из Арча, шли вдоль двух длинных сторон, с большим запасом обеспечивая место для Пятидесяти правящих семей Наббана, чтобы они могли собраться и обсудить самые важные события, что они и делали в течение столетий. Мири сидела в конце зала в огромном кресле, когда-то предназначенном для самого императора, но уже в течение многих лет служившем любому значительному гостю, вроде герцога Салюсера, когда он приходил, чтобы выступить (или, еще чаще, выслушать лекцию Патриси – «Отцов» – глав самых могущественных семейных домов Наббана).

По правую руку от Мириамель сидели сторонники герцога Салюсера, по другую – коалиция Далло Ингадариса, ну а те, кто не сделал никого выбора, занимали центр. Мири видела, что тех, кто не поддерживал Короля-Рыбака или Буревестника, стало совсем немного – большая часть Доминиата выбрала ту или иную сторону.

На столе перед ней лежал церемониальный свиток нового Договора Октандера, результат работы клерков и адвокатов всех больших домов, написанный идеально красивыми буквами лучшими писцами Наббана. В конце документа стояла печать и подпись его святейшества, Ликтора Видиана, который – после огромных усилий королевы – наконец согласился поставить свое имя под историческим пактом, чтобы положить начало мира, как рассчитывала Мириамель, по меньшей мере на одно поколение между ведущими домами Доминиата, и прежде всего Бенедривинами и Ингадарисами. Хотя Видиан отклонил предложение принять участие в совете, он прислал эскритора Ауксиса, поручив ему призвать всех к единению и стать свидетелем подписания договора.

Но Ауксис выглядел несчастным, и даже Далло Ингадарис, сидевший на одном из двух почетных мест слева от Мири, казалось, утратил часть своего обычного самодовольства. В полдень зазвонил колокол, и во всем зале Патриси зашаркали ногами и принялись перешептываться, наклоняясь друг к другу.

– Ваше величество, несомненно, вы должны быть недовольны подобным проявлением неуважения, – громко заговорил граф Далло. – Мы все собрались. Договор ждет нас. Но где герцог?

– Я не знаю, милорд, – сказала она. – И, да, меня не радует его отсутствие, но я также испытываю беспокойство. Кроме того, я не могу не заметить, что вашего союзника, брата герцога, здесь также нет.

Невозмутимый взгляд Далло получился не слишком убедительным.

– Так и есть, но едва ли это существенно, ваше величество. Друсис не подписывает договор со стороны Дома Ингадарис – это должен сделать я, а я здесь. Но создается впечатление, что герцог Салюсер считает данную церемонию и присутствие всего Доминиата, а также эскритора Ауксиса – я уже не говорю о вашем королевском величестве – недостойным его времени.

Мири бросила на него холодный взгляд.

– А теперь вы придираетесь к мелочам, граф Далло. Да, Друсис не является главой Дома Ингадарис, но именно соперничество между ним и его братом Салюсером является причиной, по которой нам приходится подписывать договор. Именно роль Друсиса, поддерживающего вас, – и ваша, поддерживающего его, – против его брата и крови, привели к несчастному положению в стране, сделавшему Наббан опасным местом.

Далло помахал толстыми пальцами.

– Как скажете, ваше величество.

Он носил кольца на всех пальцах, кроме большого, а на некоторых два или даже три. Иногда у Мири возникал вопрос: как он умудряется вытирать зад, не опасаясь потерять одно из дорогих колец?

«Должно быть, – подумала она, – это делает кто-то из слуг».

– Вы улыбаетесь, моя королева, – сказал Далло. – Вы обнаружили нечто забавное в нынешней ситуации? Должен признаться, мне это не удается. Быть может, вы поделитесь своими мыслями с вашим покорным слугой?

– Так, случайная идея. – Мириамель увидела, что эскритор поднялся со своего места и направляется к ним.

В своих тяжелых одеяниях, слегка развевающейся золотой мантии, он выглядел как королевский корабль казначейства, который спускают на воду со стапелей.

– Прошу прощения, ваше величество, – тихо сказал эскритор. Все члены Доминиата внимательно следили за разговором, не столько в надежде узнать что-то новое – все видели, что герцог отсутствует – но из-за скуки, ведь им пришлось довольно долго ждать, а уйти они не могли, и теперь их привлекало любое разнообразие. – Я пришел, чтобы сотворить молитву, как вы знаете. Вы получили какие-нибудь известия от герцога? Он придет?