Кира Измайлова - Рыжий дракон

На пляже, который устроил еще прадед, он снова сделался человеком и повернулся к Азиль.

Ветер высушил ее слезы и растрепал длинные черные волосы, Азиль привычным жестом скрутила их жгутом.

– Я солгала, – сказала она.

– Я понял, – ответил он, – но в чем именно? Ты действительно камеристка принцессы, я узнавал. Отчего ты так расстроилась? Я ничего не…

– Вы сказали – «моя хозяйка», – Азиль закусила губу. – Это правда. Я… я не знаю, как объяснить!

– Иди сюда, – сказал Дариан, усевшись на камень. – Нет, ты на колено мне сядь, не то застудишься, не июль месяц. И помни, что я хозяин своему слову.

– Сам дал, сам обратно взял?

– Нет, – серьезно ответил он. – Я обещал, что не обижу тебя. Не бойся.

От Дариана веяло летним теплом, и Азиль не стала противиться, когда он осторожно привлек ее к себе: с моря задувал холодный ветер, а она была в легком платье.

– Принцесса написала, что ты – баронесса Азиль – ее камеристка, любимая, доверенная, – произнес он. – Она солгала или о чем-то умолчала?

– Она моя хозяйка, – помолчав, ответила девушка. – Я баронесса. Мне дали этот титул, потому что находиться при королевской особе безродной девице нельзя.

– Да-да, прабабушке моей об этом скажи, – пробормотал Дариан.

– Я не знаю, что было во времена вашей прабабушки, но теперь… – Азиль вздернула подбородок, но губы у нее все равно дрожали. – Меня подарили ее высочеству.

– То есть как? – опешил он…

– Просто. Подарили.

– Я ничего не понимаю!

– Что тут понимать, господин? Ваш король заключил мир с нашим вождем, а во избежание сомнений в чистоте его помыслов вождь подарил меня, свою племянницу, принцессе. Мне было тогда десять лет…

Дариан лишился дара речи. О таком при прабабушке упоминать точно не стоило. С нее бы сталось выжечь становище или лагерь (где там этот вождь обитает?), дотла, чтоб неповадно было.

– Меня обучили манерам, грамоте, дали скромный титул и обязали прислуживать ее высочеству, – выговорила Азиль. – Я не против, это не слишком тяжелый труд. Это намного легче, чем пасти скот и вести хозяйство, да и пальцами давно уже никто не показывает, но…

– Тише-тише-тише… – Дариан прижал ее к себе. – Я понимаю. А домой ты вернуться никак не можешь?

– Нет. Для рода я умерла. У меня тогда было уже семь сестер и девять кузин, – она усмехнулась сквозь слезы. – Ни отец, ни дядя ничего не теряли. А женщины у нас нужны, чтобы работать, следить за домом, рожать детей и присматривать за стариками. Здесь, если меня вдруг выдадут замуж, меня хотя бы не заставят пасти овец и выделывать шкуры…

– Ясно… – Он погладил ее по спине. – Ну хватит плакать, домой лететь пора, принцесса там одна сидит!

– Пускай… Пускай знает, каково это – быть одной, – тихо сказала Азиль.

Солнце садилось в море, бросая блики на скалы.

– Разве ты одна? – спросил Дариан.

В его объятиях было тепло, жарко даже, и Азиль забыла о скромности, которой славились девушки ее рода, о правилах приличия, которые вбивали в нее в королевском дворце, прижалась теснее.

– Ну-ка, отойди, – сказал вдруг Дариан, поднявшись на ноги. – Еще дальше. Еще. Я большой, могу задеть нечаянно… Я когда драконом оборачиваюсь – говорить не могу. Лапу дам, заберешься мне на спину – и держись покрепче. Полетаем, что ли, грусть-печаль развеем!

В закатных лучах громадный дракон казался металлической статуей, девушка видела такие в столице. Он протянул лапу, и Азиль, подоткнув юбку, вскарабкалась ему на спину. Девочкой она ездила на неоседланных степных лошадях, помогала гонять табуны, так что удержаться на широкой надежной спине дракона ей ничего не стоило. А что юбка непристойно задрана – так кто увидит?

Дариан расправил крылья, взмахнул ими раз, другой, подняв тучу песка, и резко оттолкнулся от земли. Маленький пляж канул вниз, в лицо ударил ветер, и Азиль изо всех сил вцепилась в выступ гребня. По сторонам мелькали крылья – что паруса, да только такие паруса могут быть разве что на королевском флагмане! Ветер был холодным, но от дракона исходил такой жар, что девушке не было холодно даже в ее легком платье.

Вдруг лица коснулось что-то влажное, прохладное, взор заволокло…

«Да это же облака!» – сообразила она.

Еще миг, и небо прояснилось. Внизу плыли белые перья, подсвеченные заходящим солнцем.

«Мы над облаками… – поняла Азиль. – Над облаками… так высоко летают только птицы и драконы…»

Дариан поймал восходящий поток и расправил крылья, отдавшись на волю ветра. Осторожно повернув голову, он посмотрел на девушку: не замерзла ли, не боится ли упасть? Нет, она крепко держалась за его гребень, лицо раскраснелось от ветра, волосы растрепались, но она смотрела в небо с таким восторгом, что ему стало неловко: сам-то он видит все это каждый день, не удивляется, привык за столько лет…

Он парил, почти не двигаясь с места, как воздушный змей, а солнце опускалось все ниже, пока не утонуло в море, а облака становились багряными, лиловыми, золотыми там, где их касались последние лучи. На стремительно темнеющем небе появились звезды, а серп полумесяца виден был уже давно.

Дариан чуть шевельнул крыльями, покидая воздушный поток, и начал плавно снижаться по нисходящей спирали. Рухни он вниз, сложив крылья, как на охоте, девушка могла бы и не удержаться у него на спине.

Опустившись, как кленовая крылатка, на башню, Дариан прилег и подставил локоть, чтобы девушка могла спуститься, но она соскочила сама и уставилась на него во все глаза. Потом протянула руку, коснулась чешуи (надраенной до блеска по заветам прабабушки Эдны) и отдернула, будто обжегшись…

– Красивый какой… – прошептала она.

– Да какой же я красивый? – засмеялся Дариан, обернувшись человеком и пригладив растрепавшиеся волосы. – Я рыжий. Не знаю даже, в кого. Прабабушка вот золотая, остальные все темной масти, а я…

– Вы медный, – сказала Азиль. – Или бронзовый. Как начищенный колокол на столичной звоннице. Как украшения на богатых домах. Как кровли на священных обителях. А когда вы человек…

– Все равно рыжий, – перебил он.

– И что с того? – спросила она. – В нашем клане очень-очень редко рождаются рыжие дети. Говорят, их отметило Великое Солнце, и такой ребенок – счастье для родителей! Это здесь рыжих не любят и гонят прочь, считают колдовским отродьем, но я так и не поняла, почему. Ведь это красиво!

– Да? – Дариан почесал в затылке. – Ну, не знаю, я как-то не думал об этом. Пойдем лучше вниз, холодает, а на тебе платьишко очень уж легкое.

– Так я ведь из кочевого народа, господин, – ответила Азиль. – У нас днем жара такая, что камни раскаляются и трескаются, а ночью холодно настолько, что эти же камни замерзают и трескаются. Я не из здешних нежных девиц. Меня в три года на коня посадили, как принято… Ни холода, ни жары я не боюсь, хоть и разнежилась, конечно, в этих краях.