Ники Пау Прето - Корона из перьев

Вероника во сне любила ее – в груди у нее разливалось теплое чувство; где-то в глубине, в неком колодце чувств, пусть и не ее собственном, просыпались беззаботное настроение и нежность. Вероника проживала чужую жизнь, в чужом теле.

– Что такое «феново»? – раздраженно спросила девочка. – Почти похоже на «феникс», только окончание другое.

– Не забывай корневые слова, – неожиданно для себя произнесла Вероника. Голос явно был женский, и в нем едва угадывались нотки упрека. – Если первая половина слова похожа на «феникс», на что похожа вторая?

Девочка немного помолчала, закусив нижнюю губу.

– Ово… ово… яйцо [1] Многие древнепирейские термины в романе автор заимствует из греческого языка и иногда из латыни. «Ово» или «яйцо» происходит от латинского ovum . ( Здесь и далее прим. пер .) ! – прошептала она, победно просияв. – Получается… яйцо феникса?

Вероника кивнула. Во сне она радовалась успеху девочки.

– Они – большая редкость, и птенца вывести трудно. Фениксы символизируют жизнь, но еще и смерть, это круг. Вот почему они перерождаются… Смерть дарует им жизнь. Если яйцо не пестовать бережно, в огне на костях мертвых, птенец возьмет жизнь из другого места. Даже, если придется, у родных братьев и сестер.

– Они убивают друг друга? – спросила девочка. – Родных?

Выражение победы на лице сменилось тревогой. В комнате как будто стало холоднее.

Вероника пожала плечами. Впрочем, у нее было ощущение, что разговор – не просто о фениксах.

– Они ищут равновесия за счет друг друга. Смерть в обмен на жизнь, ксе кси, – объяснила Вероника.

«Ксе кси» – выражение на пирейском, увещевание, «милый», «дорогой». Услышав его, Вероника подумала, что они с девочкой, наверное, родственницы. Сестры.

В коридоре послышались шаги, и девочки обернулись к двери. Пора им было расставаться…

Сон рассеялся, и Вероника проснулась – в темной холодной хижине. Желудок скрутило от ужаса.

Видения преследовали ее всю жизнь. Вал говорила, что это – из-за дара тенемагии, и потому Веронике надлежит ограждать разум, даже во сне. В воздухе, подобно семенам одуванчиков, витают людские мысли и эмоции, они словно ждут, когда им откроется неосмотрительный разум, как у Вероники, или когда их поймает ум более острый, как у Вал. Веронике трудно было запирать сознание по ночам, и в ее голове эти перелетные мысли и чувства обретали форму странных снов.

Хуже приходилось в Аура-Нове, посреди толпы. В горах, где рядом была только Вал, стало спокойнее, но сестра предупреждала, что ум – как разветвленная пещера, и мысли годами задерживаются в темных глубинах, чтобы всплыть на поверхность позднее. Должно быть, поэтому Веронике постоянно снились одни и те же люди. Они как будто пробурили себе путь в ее сознание и отказывались уходить.

А сегодняшний сон, откуда бы ни взялся, напугал ее до самой глубины души.

Вал часто напоминала о равновесии. Феникс из ничего не рождается: он либо умирает, обращаясь в пепел, чтобы потом возродиться, либо, птенцом в яйце, должен покоиться в пепле из костей других существ. На воле самки умирали, давая жизнь потомству, высиживая по одному яйцу за раз. Жечь кости людей и животных, чтобы добиться тех же условий, додумались первые анимаги – на вершине Пирмонта. Фениксы стали жить дольше и расплодились как никогда.

Когда Вероника спросила, что станет, если жечь не кости, а просто дрова, Вал ответила просто:

– Птенцы умрут.

Внезапно Вероника поняла, отчего до сих пор не вылупился второй феникс. Хуже того, знала это и Вал. Костей собрали слишком мало, и питомцу Вероники пришлось искать для себя другой источник жизни… тянуть силы из второго яйца.

Встревоженная, Вероника приподнялась на тюфяке и увидела сестру: Вал стояла над ней, держа в руке топор. При виде оружия Вероника вспомнила, как они покидали пределы империи: под покровом ночи, в крытой повозке. Остановились в приграничной корчме: сестрам пришлось спать в дровяном сарае. Когда к ним ввалился пьяный селянин, Вал схватила топор и приготовилась обороняться.

Пьянчужка попятился, ощупью отыскав дверь, но Вал все же последовала за ним.

Когда она наконец вернулась, Вероника даже в темноте разглядела, как сестра вытирает топор о висящий на гвозде фартук. Наутро и фартук и топор исчезли, и Вероника даже решила было, что ей все привиделось – если бы не новенький карманный нож у Вал да пригоршня монет, которых еще вчера не было. Вал купила горячей еды на завтрак, а ножиком они вырезали себе деревянные бусины из настоящего пирейского дерева.

Вероника невольно задумалась, о чем же те бусины напоминают на самом деле.

Топор в руках Вал больше походил на тесак, поблескивавшее в темноте лезвие было, без сомнения, острым. Очаг погас, и в комнате воцарился холодный серый мрак – такой же холодный и серый, как второе яйцо в углях. Не успела Вероника ничего сказать или сообразить, как Вал отвернулась и ударом топорика расколола яйцо надвое.

Вероника судорожно втянула воздух: скорлупа с хрустом раскололась, – а феникс удивленно вскинул голову.

Вероника невольно выглянула из-за ноги Вал. Она сама не знала, что ожидает увидеть – мертвого птенчика? – но внутри яйцо оказалось столь же плотным и серым, как расколотый камень. Так, может, камнем оно и было?

Вал обернулась и мотнула головой в сторону феникса. Прямо смотреть на птицу она избегала.

– Нареки его.

– Это она, – поправила ее Вероника. О том, что птица – самка, подсказало чутье.

Феникс тихонько защебетал, и в голову хлынул целый поток мыслей и образов. За ночь его разум окреп и повзрослел раз в десять – благодаря магическим узам. Птенец еще не научился мыслить четко, как тот же человек, но уже и не реагировал на все подряд, как животные. И хотя узами анимаги соединялись только с фениксами, разум животных, с которыми им приходилось общаться часто, они тоже меняли. Лошади и рабочий скот часто становились смышленее – в человеческом понимании, – и дрессировать их оказывалось проще.

– Неудивительно, – сказала Вал. – Самки тяготеют к женскому духу, и наоборот. Пол фениксы выбирают еще внутри яйца, если знают, с кем соединятся.

Вероника кивнула, поглаживая феникса по пушистой головке большим пальцем.

– Пожалуй, я назову ее Ксепира.

Вал прищурилась. Она пристально посмотрела на сестру, потом скрестила руки на груди и задумчиво уставилась в потолок.

– На пирейском «пир» значит огонь или пламя. А вместе с «ксе»…

– Милое пламя, – подсказала Вероника, поглаживая сонного питомца по шелковистым перьям.

– Или Пламенная Сестра, – уточнила Вал. Приставка могла означать как брата, так и сестру, смотря какое имя – женское или мужское. Вал обучила Веронику и чтению, и письму, а еще – науке о звездах, временах года и истории.