Филис Кристина Каст - Всадница ветра

Клэйтон кивнул.

– В табуне Киноварь была одна девушка – в точности как ты описала. Очень, очень грустная. Она со своей кобылой спрыгнула со скалы – сознательно . И никто не смог их остановить. Думаешь, этот кристалл мог бы ее спасти?

– В руках Видящей – да, скорее всего. Не вини себя. Ты не мог этого знать.

– Это случилось до того, как я нашел кристалл. Но я рад, что теперь я об этом знаю. И еще я рад, что нашел его и теперь он в твоих руках. – Клэйтон взял ее руку и медленно, с нажимом провел большим пальцем по коже ее запястья. – Используй его, чтобы помогать другим, Видящая.

– Я не Видящая, – возразила она машинально, хотя чувствовала, как кристалл вторит ее сердцебиению.

– Пока. Посмотрим, что принесет сегодняшний день. По крайней мере, кристалл помог тебе немного успокоиться.

– Вовсе не немного, – сказала Ривер. Поддавшись порыву, она встала на цыпочки, обняла его и легко поцеловала в щеку. – Спасибо! Это чудесный подарок.

Она подалась назад, но он мягко взял ее лицо в ладони.

– Ривер, пока я был в отъезде, я думал о тебе каждый день.

– Каждый день на протяжении шести месяцев – это очень много. Думаю, ты преувеличиваешь.

– Я не преувеличиваю и не шучу. Я докажу тебе серьезность своих намерений, дай только шанс.

Ривер медленно отступила, вынуждая Клэйтона ее отпустить.

– Клэйтон, сейчас я могу думать только об Избрании.

– Ты всегда только о нем и думаешь.

Она не отвела взгляда.

– Ты прав. Сколько я себя помню, стать Всадницей ветра было главной целью моей жизни.

– Но когда тебя выберут…

– Если , – поправила она. – Никто не может предсказать результат Избрания.

– Хорошо. Если тебя сегодня выберут, у тебя появится время на что-то еще?

– Я не знаю, – сказала она честно. – Я еще не думала о том, что будет после Избрания.

Клэйтон глубоко вздохнул и порывисто выпалил:

– Скажи, я привлекаю тебя хоть немного, или ты предпочтешь быть с другим – мужчиной или, может, женщиной?

В голосе Клэйтона не было желчи. Табун воспринимал сексуальность как нечто меняющееся, и никто не смотрел косо на женщин, которые любят женщин, и мужчин, которые любят мужчин, – и даже женщин, которые решают жить как мужчины, и мужчин, которые предпочитают жить как женщины. Эксперименты считались естественными, и позволительно было все, что происходило с обоюдного согласия.

Ривер не стала ничего утаивать:

– Я думаю, что у тебя приятная внешность. Ты умный и веселый, и мы были друзьями с самого детства. Но я не испытываю к тебе влечения. Я уже говорила об этом раньше – и не раз. Я не испытываю влечения ни к кому. Я просто хочу, чтобы меня выбрали, хочу стать Всадницей ветра и, если получится, Видящей. Вот что для меня важнее всего. Ты меня понимаешь?

Клэйтон застыл. Он скрестил руки на груди и отступил на шаг. Выражение его лица из умоляющего стало плоским, лишенным эмоций. В его приятном голосе прорезалась язвительность.

– Я правильно понимаю, что ты не испытываешь влечения ни к кому? Ерунда. Ривер, тебе шестнадцать. Мне восемнадцать. Все в нашем возрасте – все, с кем мы росли, и все наши ровесники из других табунов, – влюбляются в друг друга напропалую и только об этом и думают. Поэтому – нет, я не понимаю, что с тобой творится. Но это не отменяет того, что я беспокоюсь о тебе – беспокоюсь больше, чем друг. И я бы хотел, чтобы ты дала нам шанс. – Он вздохнул и взъерошил свои волосы. – Я бы пожелал тебе удачи, но сегодня она тебе не понадобится. Твой жеребенок найдет тебя, и тогда, возможно, у тебя появится время на жизнь – на любовь и возлюбленного.

Сказав это, Клэйтон развернулся и зашагал прочь.

Ривер постояла на месте, крепко сжимая кристалл в руке, пока он замедлял ее сердцебиение и успокаивал взбунтовавшийся желудок. Затем она по своим следам зашагала назад по склону.

«Я не позволю его словам меня ранить. Он не заставит меня чувствовать себя неправильной. Не сегодня».

С вершины холма Ривер любовалась рассыпавшимися по Высокотравью шатрами. Над горизонтом показалось солнце. Жирное, цвета спелого персика, оно окрашивало Сборное место золотом.

В гигантских гранитных монолитах, добытых их предками много веков назад в Скалистых горах, виднелись вкрапления кристаллов, которые дивно искрились под утренним солнцем. Камни ровной спиралью окружали расселину, которая образовалась во время землетрясения, расколовшего прерию много поколений назад, когда взорвалось солнце. Табуны разбили лагерь вдоль каменной спирали, превратив прерию в яркое лоскутное одеяло.

Прежде всего в глаза Ривер бросился табун Мадженти. Его пурпурные шатры и длинное, раздвоенное знамя с эмблемой из кристаллов, которое лениво трепыхалось на утреннем ветру, сверкали и притягивали взгляд, как огонь притягивает мотыльков. Ривер любила свой табун и гордилась тем, что лишь среди Всадников Мадженти рождались Видящие – те, кто умел пробуждать кристаллы и дремлющие в них свойства.

«Со мной все нормально! Табун меня принимает. Мама ни разу не выражала недовольства тем, что я не выбрала себе пару и не болтаю с утра до ночи о том, как мне хочется чьего-то внимания. Мы никогда об этом даже не говорили. Да и друзья не настаивают на откровениях. По крайней мере, в последнее время».

Вот только есть ли у нее друзья? Или они прекратили дразнить и расспрашивать ее, потому что она сама отдалилась от них, особенно за последний год?

Ривер вцепилась в кристалл и обратилась к глубинным свойствам кварца, чтобы успокоить беспорядочные мысли, вызванные словами Клэйтона. Она задышала медленнее и глубже. Громкое приветственное ржание переключило ее внимание с моря пурпура на изумрудно-зеленые шатры табуна Виридий и их знамя с силуэтом бегущего жеребца – табун Виридий славился самыми быстрыми в прерии лошадьми. Ривер увидела, как к женщине, одетой во все зеленое, играющей походкой приближается конь. Женщина обняла своего спутника, и он слегка согнул колени – в знак не покорности, но любви, – чтобы ей было проще запрыгнуть на его широкую спину. Едва она села, великолепный конь мотнул головой и, погарцевав на месте, лягнул воздух задними копытами. Ривер могла бы поклясться, что услышала радостный смех Всадницы, прежде чем она исчезла среди шатров и других лошадей и Всадников, которые уже начали просыпаться.

«Вот бы меня выбрал жеребчик – когда-нибудь он станет таким же красивым конем». Ривер была бы ему рада и все же мечтала о другом.

Ее взгляд скользнул от зеленых шатров к табуну Жонкиль и его солнечным ярко-желтым палаткам. Их знамя различить издалека было проще всего: темный контур величественного бизона символизировал великолепных охотников табуна.