Синда Чайма - Король демонов

Племя Марисских Сосен славилось лечебными снадобьями, целительством, красящими отварами и роскошными тканями. В поселении Демонаи жили воины и умельцы, делающие магические амулеты. Племя Охотников знало толк в мехах, копченостях, кожаной обуви и немагическом оружии.

В остальных поселениях изготавливали обычные немагические украшения и домашнюю утварь.

Хан сожалел, что сегодня не было ярмарки. Тогда бы никто не обратил на них внимания, и ему было бы гораздо спокойнее. Он устал объяснять, почему промок насквозь. Переступив порог Дома Старейшины, парень почувствовал облегчение: здесь он мог спрятаться от болтающих без умолку языков.

В центре горел очаг: горячий дым выходил в трубу. В воздухе витали ароматы падуба, сосны и корицы. К дому почти вплотную примыкала пристройка, служившая кухней. Хан втянул ноздрями воздух и уловил аппетитный запах тушеного мяса. У парня потекли слюнки.

У Ивы всегда было хорошо.

Дом Старейшины сам смахивал на ярмарку. Пучки сухих трав свисали с потолка. У стены выстроились бочонки, корзины и глиняные горшочки с красками, шкатулки с бусинами и перьями, а также с запасами лекарств – мазями и дюжинами горьких снадобий.

Ива использовала для своих целебных отваров растения, которые отыскивал для нее Хан.

На стенах висели шкуры животных. На некоторых были выбиты искусные узоры. Три девушки – ровесницы Хана – сгрудились возле большой шкуры какого-то зверя. Они наносили на нее краску, их головы с гладко причесанными волосами практически соприкасались.

Соседние комнатушки были отделены от главного помещения занавесями. Хан услышал приглушенные голоса. Больные и их семьи иногда оставались у Ивы ночевать, и старейшине не приходилось покидать свое жилище, чтобы ухаживать за ними.

Ива сидела в углу за ткацким станком. Валик издавал глухие звуки, когда женщина пропускала его через ряды будущего половика. Широко натянутая основа была зимней – темного цвета: такие изделия ткали всегда заранее. Половики у Ивы получались прочными и красивыми. Люди верили, что они защищали пороги их жилищ от врагов.

Птаха дрожала от холода. Девушка проскользнула в одну из комнаток, чтобы переодеться в сухую одежду.

Ива отложила челнок ткацкого станка, поднялась со скамьи и направилась к парням. Подол ее юбки подметал ковры на полу. Каким-то образом недовольство и усталость Хана улетучились, и неудачный день показался самым лучшим днем в его жизни.

Все бы подтвердили, что старейшина Марисских Сосен – красавица. Однако дело было не только во внешности. Кто-то отмечал, что кисти ее рук во время бесед порхали, как птицы. Кто-то восхищался ее голосом и сравнивал его с пением вод реки Дирн. Волосы Ивы, украшенные лентами и бусинами, спускались до пояса. Говорили, что звери выходили на опушку леса, чтобы посмотреть, как она танцует. Пение Ивы понимали животные. Ее прикосновения излечивали недуги, облегчали страдания, подбадривали павших духом и превращали трусов в храбрецов.

Но когда Хана допытывали расспросами о старейшине Марисских Сосен, ему было сложно описать ее облик. Он считал, что другой такой нет. Ива была подобна лесной нимфе…

И всегда видела в людях лучшее. Хан не мог не сравнивать ее с собственной матерью, которая вечно выискивала в сыне самое худшее.

– Здравствуй, Одинокий Охотник, – произнесла Ива. – Прошу к нашему костру, – это было ритуальным приветствием для гостя.

Она посмотрела на юношу и удивленно выгнула брови.

– Что с тобой, Хан? Ты упал в реку Дирн?

Тот замотал головой:

– Нет. В ручей.

Нахмурившись, Ива окинула юношу пристальным взглядом с головы до пят.

– Если я не ошибаюсь, в грязевом котле ты тоже побывал.

– Да, побывал, – Хан потупился, смущенный, что настолько небрежно обошелся с сапогами, подаренными ему Ивой.

– Хан может надеть мои штаны, в которых я спускаюсь в Долину, – предложил Танцующий с Огнем и уставился на длинные ноги друга. – Хотя его лодыжки будут торчать.

Как и у большинства членов племени, у Танцующего было минимум вещей: две пары штанов из лосиной кожи и еще одни «городские» – для выхода в свет. Танцующий мечтал избавиться от последних. По его словам, они были жутко неудобными.

– Думаю, у меня есть кое-что для тебя, Хан. – Ива подошла к ряду сундуков и корзин и принялась рыться в отрезах хлопковых тканей. То, что она искала, лежало на дне короба. Ива извлекла оттуда поношенные штаны и встряхнула их. Посмотрела на Хана, затем снова на штаны и опять склонилась над коробом.

– Эти подойдут, – объявила старейшина и протянула брюки Хану вместе с выцветшей льняной рубахой, которая стала мягкой после многочисленных стирок. – Дай мне сапоги, – строго добавила она.

На миг Хан испугался, что Ива собирается забрать сапоги насовсем. Должно быть, Ива заметила тревогу на его лице, потому что произнесла:

– Не волнуйся. Я просто хочу их почистить.

Хан стянул грязные сапоги и нырнул за занавеску, которая прикрывала дверной проем одной из комнатушек. Очутившись в маленькой спальне, парень снял мокрую одежду и надел сухие штаны. И подумал о том, что было бы неплохо помыться и самому.

Внезапно занавеска заколыхалась, и в комнатку заглянула Птаха. Девушка держала в руках лохань с горячей водой и лоскут ткани. Наверное, невысказанное желание Хана долетело до ушей Создательницы.

– Эй! – воскликнул Хан. Он обрадовался, что успел натянуть штаны. – Могла бы и постучать, – это прозвучало глупо, ведь тут даже двери не имелось.

Птаха сменила свое одеяние на длинную вышитую рубаху. Влажные, но уже заново заплетенные волосы завораживали. Хан до сих пор не надел рубашку, и Птаха, как зачарованная, смотрела на грудь и плечи юноши. Хан глянул вниз – может, грязь попала к нему под рубашку. Нет, кожа оставалась чистой.

Птаха поставила лохань на пол и уселась на спальную скамью.

– Держи, – она протянула юноше кусок ароматного горного мыла и лоскут.

Хан закатал штанины до колен и опустил ноги в таз, намылил ткань и начал смывать грязь с босых стоп и голеней. Потом принялся оттирать ладони и руки. Хан старался отмыть серебряные браслеты, но они лишь прокручивались на запястьях.

– Позволь мне. – Птаха ухватила браслет на левом запястье Хана и принялась чистить серебро щеткой из щетины кабана.

Подруга наклонилась, и на ее лице появилось знакомое Хану выражение, говорившее о крайней сосредоточенности. От Птахи пахло чем-то приятным: кажется, ванилью и свежими цветами.

– Тебе лучше снимать их, прежде чем лезть в грязь, – проворчала девушка.

– Спасибо за совет, – ответил Хан, закатывая глаза. – Попробуй сними их, – для наглядности он попытался стянуть один из браслетов.