Алексей Лавров - Лох не мамонт

Только бы яйца не отморозить, ноги-то, может, и новые потом вырастут в регенерационной капсуле. От осознания положения ногам стало ещё холоднее, на лбу ощутимо выступила испарина. Ага, а по данным системы чувствую себя в целом удовлетворительно.

Ну, ей виднее, только пока при памяти, передадим-ка управление бортовому киберу. Что? Запрос на открытие огня? Однозначно запрет. Сколько всё это ещё терпеть? Двенадцать минут? Да ну нафиг, лучше потерять сознание…

Очень у меня нынче хорошо получается терять сознание, просто по желанию. Отключаюсь как холодильник, если б только некий высший разум наделил его сознанием. Правда боюсь, что родись я в следующей жизни разумным холодильником, постоянно буду течь и ничего до конца не замораживать именно в силу своей разумности или лени.

Видать судьба такая, или предназначение моё э… оправдывать нетривиальные результаты отсутствием деструктивной мотивации. Мол, я ж не хотел – оно само. Кажется, мне и не нужно хотеть, я просто «часть той силы…», что вечно «ничего такого не хотела».

Кстати, меня не от обморока потянуло на философию, это никакой не бред, а моя новая суровая реальность. Как в первый раз попробовал после наступления клинической смерти в спарринге с Воем пожить в матричном виде, так и не упускаю случая подключиться к разным цифровым носителям.

Я даже придумал на этот счёт теорию – никому ещё не рассказывал, даже Максу. Получается, вроде бы, логично. То, что я думаю, означает, что я хотя бы мысленно существую. Значит я – это душа, ведь вот же тело моё без чувств болтается в скафе.

Но думать-то мне по идее нечем – мозги в отключке. Я предположил, что душа и тело связаны сознанием, той непонятной фигнёй, которая возникает как следствие нейронной активности.

Обычно при потере сознания люди ни о чём не думают, но мою-то нейронную активность дублирует имплант, и передаёт киберсреде. На корабле искину, а здесь полётному киберу, заключенному в скафандр. Получается, что мне, то есть душе фиолетово, чем думать.

Может быть, всё это выдумки и ничего такого нет, только я в обмороке потихоньку снизу замораживаюсь, сверху запекаюсь в собственном соку, а сознание в кибер-скафе выполняет полётное задание. И машина не замечает подмены!

Правда, чувствую себя здесь после Буханки клиническим имбецилом – у корабельного искина несравнимо больше мощности и данных. Приходят внешние запросы, понимаю, что спрашивают о чём-то, но при попытке понять, о чём, ответ один – доступ к массиву закрыт. Массив это мои мозги, походу.

Но и не расстраиваюсь особо, тактических данных вполне достаточно. Моя задача сейчас – ни в коем случае не сорвать боевой выход, а это непременно случится, если информация о состоянии моего организма попадёт к Даку.

Молчу себе, может, я не в настроении? За то даже голосом себя не выдам, нет у меня никакого голоса, даже записей нет. Вернее, записей чужих голосов в базе данных языковой обучалки достаточно, но не отвечать же Даку голосом Фары? К тому же не имея ни малейшего понятия, что говорить.

Да и к чему разговоры, когда всё идёт по плану и вообще скоро кончится? Прошли последнюю контрольную точку, не прибегая к услугам кибера, сам задаю новую траекторию до контакта с Буханкой. Всю дорогу шёл первым, теперь же ухожу в сторону, в спираль – по идее вероятный противник сбит с толку.

Крыло уходит по неожиданному вектору к точке рандеву с носителем, я догоняю в арьергарде. Пространство к счастью так и не наполнилось заревами взрывов, никто на нас не охотится.

На подлёте устанавливаю связь с Буханкой, шлю лаконичный запрос на срочную медицинскую помощь. Выравниваю скорости, идеально зависаю у ворот. Девчонки загарпунили машину, потащили на стол.

Ну, вот и всё, теперь можно отрубиться по-настоящему, типа, вот такой герой – терпел до последнего и только в ангаре рухнул без чувств.

Очнулся на кушетке медблока уже без полётного скафандра, просто в комбезе. Пришёл в себя от резкой аммиачной струи, бьющей в нос от тривиальной ватки.

Приоткрыл глаза, захрипел, Док убрал вонючку из-под носа. Её место в поле зрения занял странный продолговатый предмет с утолщением на конце, характерных окраски и размеров.

– Сёма! – раздался трагический голосок Лилит, – зачем тебе это?!

– Не тычь так, в глаз ещё попадёшь! – вступилась Мари, отвела руку Лилит с предметом от лица.

– Лилит! – одёрнула её Грейс, – это совершенно не наше дело, только…

Она заглянула мне в глаза и тоже не сдержалась, сорвалась в драматизм, – Сёма! Зачем тебе это в космосе?!

Я в смущении отвернулся и увидел, как у кушетки сидящая на корточках Фара увлечённо разглядывает вещички в уже открытом мусорном пакете.

Я пробурчал угрюмо. – Это не моё!

– Конечно, – согласилась Фара, вставая.

Наклонилась ко мне, улыбнулась, прикалывая на грудь, снятый с обоссанного котом комбеза тот самый значок с изображением ореха под микроскопом и надписью «Экспериментатор первого уровня».

Спросила ласково. – Остальное в каюту заберёшь?

Я хрипло заорал, рывком пытаясь встать с кушетки. – Да не моё это!!

Док легко уложил меня обратно.

– Хорошо-хорошо, – задушевно пропела девушка, – значит, можно в утилизацию?

– Мы сейчас отнесём! – поспешно проговорила Грейс.

– Я сама отнесу, – отрезала начальница. – Быстро всё положили обратно в мешок и ушуршали по делам!

Валькирии, оказывается, успели обзавестись сувенирчиками. Скромненько бросили интересные вещички в пакет, показали начальнице пустые ладошки и под её суровым взглядом покинули помещение медотсека.

Фара повернула ко мне вновь подобревшее лицо, – Сёма, тебе совсем не нужно прятать эти вещи таким экстравагантным образом…

– Я их не прятал, а думал, что выбросил!

– Сёмочка, – заговорила она проникновенно, – ты в космосе, и можешь быть каким угодно извращенцем, только…

– Я не извращенец, – просипел упрямо.

– Но только не дебилом! – резко договорила Фара.

Помолчав, снова мне улыбнулась. – К счастью это не так. Расскажи, пожалуйста, как слетал?

– Нормально, – мне совсем не хотелось вдаваться в подробности.

Док засмеялся, помотав гривой, – тогда чего тут разлёгся? Ноги-то чувствуешь?

Я пошевелил пальцами в носках, – угу.

Он удивился. – И даже не болят?

Я прислушался к своим ощущениям. – Не-а!

– Странно, – Док поскрёб щетину на подбородке, – ты их по идее должен отморозить… Постой-ка! Ты ведь лежал в кресле не полностью?

Я кивнул.

– Тогда ты труп, – сказал он растерянно, – тебя обязана была убить стартовая перегрузка.

– Это нано-боты живучести, – снисходительно проговорила Фара, – ожили гравикомпенсаторы. Немного раньше срока, но другого объяснения нет.